Я посадил дерево

Лёжа на полу моей маленькой лаборатории, мы наблюдали за растущим вокруг нас лесом, который ломал и выдавливал бетонные стены наружу. Света становилось больше, и оказывается, за стенами моего третьего этажа, цветут джунгли. Никогда бы не подумал. Вилли оживился, когда заметил, что одно из деревьев растёт особенно высоко. Он ловко начал лезть по стволу, которое было в десятки раз толще самого Вилли. Он утверждал, что это Лиян – именно это дерево было на иллюстрациях в книге. Не помню, чтобы я нанимал художника. Сверху он кричал, показывая, как именно нужно снимать плоды с веток, чтобы сок остался внутри. Он сбрасывал мне тяжёлые оранжевые фрукты, мягкие на ощупь, но с твёрдой кожей. Я складывал их рядом с собой. Вилли так усердно читал мою книгу, что теперь знает, в какие годы цветёт Лиян, как оборачиваться в её листья, зачем ей длинные лианы вдоль ствола и прочее. Об этом не знал даже я. Сверху упала верёвочная лестница. Я забрался наверх, там Вилли сидел в построенном шалашике на ветке. Он уже успел немного обустроить быт. Внутри было просторно из-за больших просветов в стенах, Вилли держал кусок коры Лиян и рассказывал, как правильно её нужно вываривать, чтобы получить лечебные повязки, которые можно наносить на открытые раны. Он поднёс к моему носу дымящийся кусок волокнистого коричневого дерева. Вдоль надрезов по нему текли реки, а на особо мягких местах пробивались ростки. На эти ростки слетались маленькие птицы, а под ними быстро выстраивались деревни. От коры пахло чем-то мягким и варёным. Мы порвали этот кусок на двоих и съели, запивая из реки. На полу было прохладно. Мы смотрели, как ветви заполняют небо и перекрывают солнце. Стало темно. Я обернулся и посмотрел вокруг – стены вернулись назад, за окном была ночь, рядом в потолок упёрся Вилли. Он достал из кармана сигарету, закурил и тихонько произнёс: "Короче, Лиян – это заебись".

Глава 7.

День за днём я следил за состоянием новорождённых растений. Каждое было помещено в стерильный ящик с индивидуально поставленным светом, грунт был тоже проверен на наличие заразы – чисто. Сразу отмечу, что ящики не герметичны, воздух всё равно будет попадать внутрь. В надежде на успех, я продолжал поддерживать их жизнь, ведя некоторые записи и иногда доставая некоторые растения из ящиков.

Почти месяц я провёл в этом состоянии, еду я брал в соседнем магазине – кто-то пробил в стене здоровенную брешь, но внутри было достаточно несворованных продуктов. Официально они не работали. Со светом, кстати, начались перебои, газ больше не поступает и хорошо, что у меня есть индукционная плита. Стучался к соседям, узнать, как у них обстоят дела и как они справляются с приходящими проблемами – не открыли. Интернет пополнялся автоматически и, вроде, работал без перебоев, так что в целом особых изменений в моей жизни не произошло. Так шла неделя, другая, третья. Немного потерял в весе, за здоровьем и самочувствием слежу, пока всё хорошо.

Но растения справлялись не так удачно. В зависимости от вида, каждое в итоге заболело – каждый хрупкий росток покрывается пятнами, смерть от увядания наступает в течение двух или трёх дней. Я сел, чтобы ещё раз прочитать записи из блокнота. По очереди перечитывал слова на листке: семена, почва, семена, грунт, почва, вода, анализ, семена. Семена. Я понял, что семена я взял обычные и даже не посмотрел, больны они или заражены. От собственного идиотизма я взялся за голову и просидел так ещё секунд пятнадцать.

Новых семян у меня не было, думал я, спускаясь на этаж к матери, и не представлял, где брать новые в сложившихся болезненных условиях. Мама снова лежала, я снова безответно поздоровался и прошёл мыть руки, как всегда. Внутри снова было прохладно, а за окном в этот раз было светло. Я сел на её кровать и начал набирать всех знакомых мне ботаников и тех, кто каким-то образом мог обладать значительным запасом семян. Ответа не последовало ни разу, лишь дважды длинный гудок сменился быстрым и единожды последовала безответная тишина. Я решил написать всем, кому звонил и, положив свою руку на мамину, принялся писать сообщения. Мамина рука была непривычно горячей, я заметил это сразу. Лоб оказался таким же, а в груди при дыхании внутри что-то дребезжало. Я послушал её, прощупал пульс, уже заведомо понимая, к какому выводу приведут мои манипуляции. Конечно, красных пятен на ней не было, и листья не опадали, но в столь опасной эпидемиологической обстановке любая хворь оказывалась опасной. Я взял у неё кровь из вены.

Вилли пришёл через тридцать минут после того, как я ему написал. Я попросил его снова помочь мне с анализами, но за то время, что он ко мне шёл, я не смог дозвониться или дописаться ни до одного коллеги, кто имел бы доступ к лаборатории. Активность в городе вымерла совсем. Я протянул пару листочков стоящему на пороге Вилли, извинился за ложное беспокойство и послал его обратно домой. Он отказался так просто уходить и начал распрашивать, что именно произошло.