Я предупреждал о войне Сталина. Записки военного разведчика

Вообще, начальный период войны отличался многими острыми неожиданностями, на которые мы не могли и не умели быстро реагировать. Очень многие решения принимались необдуманно.

Вот, например, приказы для 4-го мехкорпуса за первые четыре дня войны:

22.6 — 4-й мехкорпус по ПРИКАЗУ НАРКОМА ОБОРОНЫ должен был участвовать в контрударе для восстановления положения между 5-й и 6-й армиями;

23.6 — 4-й мехкорпус по ПРИКАЗУ НАРКОМА ОБОРОНЫ должен был выступить на Люблин и к исходу 24.6 овладеть Люблиным (это уже 2-е, совершенно другое, направление);

23.6 — 4-й мехкорпус по ПРИКАЗУ ЮГО-ЗАПАДНОГО ФРОНТА должен был контратаковать в направлении Радехов — Соколь (это уже 3-е направление);

24.6 — 4-й мехкорпус по ПРИКАЗУ КОМАНДУЮЩЕГО 6-й АРМИЕЙ должен был контратаковать в направлении на Немиров (это уже 4-е направление!);

25.6 — 4-й мехкорпус по ПРИКАЗУ ЮГО-ЗАПАДНОГО ФРОНТА должен был оборонять Львов (это уже пятое направление!!!). Эти суматошные приказы свидетельствовали только о том, что в верхах царили паника и сумятица, что нами командовали невежды в военном деле.

Не меньшим военным невежеством «блистал» и наш командарм 6-й армии генерал Музыченко. Вот один из примеров его «мудрого» командования.

Как-то он поручил мне передать приказ одной дивизии — занять для обороны рубеж в тылу врага. Намечался отход.

Дивизия выполнила приказ и заняла оборону.

Часа через три Музыченко посылает меня в ту же дивизию с приказом сняться с обороны и сосредоточиться в таком-то районе в качестве резерва армии.

Прибыл я опять к этому же командиру дивизии и передал новый приказ. Командир дивизии пожал плечами и с явной миной недовольства сказал:

— Я только что был в резерве. Получив приказ на оборону, мы начали окапываться. А теперь что… снова сниматься?! Вы понимаете, чем это грозит? Двигаться надо днем, но меня же разбомбят с воздуха. Вы что, смеетесь, что ли?! Никуда я днем не пойду!

Ну что я мог ему ответить? Вместе с ним ругать Музыченко? Этого нельзя было делать.

— Дело ваше, — говорю, — товарищ полковник. Но, по-видимому, обстановка изменилась и заставила изменить приказ. Как же прикажете доложить командующему? Выполняете его приказ или нет?

А про себя подумал: «А если он откажется выполнять приказ? Как я об этом доложу командарму? Он же по горячке и по директиве Сталина может тут же у себя в кабинете пристрелить меня?!»

Поэтому стал убеждать командира дивизии:

— Приказ есть приказ, товарищ полковник. Не нам с вами его обсуждать…

Полковник не хуже меня понимал эту формулу военной дисциплины. Подумав, видимо, о том же, о чем и я, он сказал:

— Хорошо, передайте командующему, что приказ будет выполнен.

Уехал я от него с черной тяжестью на душе. Приехал в штаб и доложил Музыченко, что дивизия приступила к выполнению его приказа.

Пришел я в свой отдел. Мне надо было срочно разобраться с новыми данными о противнике. Кроме того, у меня не ладилась организация партизанских отрядов. Не хватало оружия и взрывчатки. Я намеревался достать все это у начальника артиллерии армии генерала Федорова.

Прошло не более трех-четырех часов, как снова вызывают к командующему. Прихожу.

— Вот что, товарищ подполковник, — говорит Музыченко, — садитесь в мой танк — и быстро к командиру Н-ской дивизии. Передайте приказ — занять ту же оборону, которую они оставили.

Я был так потрясен, что потерял дар речи. Стою и смотрю на командующего. По-видимому, я выглядел так необычно, что Музыченко крикнул:

— Ну что вы стоите, что вам не ясно?!

— Товарищ командующий, — наконец приобрел я дар речи, — в течение этого дня вы отдаете этой дивизии три взаимоисключающих друг друга приказа. Кроме того, я ведь не работник оперативного отдела. У меня есть своя специфика работы по разведотделу.

— Молчать! — рявкнул генерал и схватился за пистолет.

Ну, думаю, ухлопает ни за что ни про что… Прав был Рыбалко, что это не командарм, а вахмистр по уму…

Никогда в жизни мне не приходилось выполнять такой трудной и позорной задачи. Было стыдно и за наше командование, и за себя. Как я буду опять смотреть в глаза командиру этой дивизии?

Но приказ есть приказ! Поехал в район расположения дивизии. И то, что увидел по дороге, не поддается описанию. На дорогах и по всему полю валялись трупы людей и лошадей, разбитые и обгорелые машины, искореженное разное военное имущество, рассыпанные крупы, макароны. От тревоги и смятения меня буквально затрясло, как в лихорадке. В саду около одинокого дома заметил группу офицеров. Подъезжаю. Узнаю командира дивизии и офицеров его штаба.

Вылезаю из танка, подхожу и передаю этот третий приказ:

— Товарищ командир дивизии, командующий 6-й армией приказал дивизии занять прежнюю оборону.

Полковник молча и как-то оцепенело посмотрел на меня. Мне показалось, что его поразил столбняк. И вдруг он взорвался самой площадной бранью с матерщиной и на командующего, и на штаб армии, и на меня, а из глаз неожиданно брызнули слезы: