Я предупреждал о войне Сталина. Записки военного разведчика

Я попытался переговорить по телефону с Понеделиным. Но Понеделина не оказалось в штабе армии, и к телефону подошел полковник Левин, начальник оперативного отдела армии. Мы были однокашниками по Академии им. Фрунзе и Академии Генштаба, т. е. дважды учились в одной группе в обеих Академиях. Накануне я был у него вместе с начальником Разведотдела 12-й армии полковником Тимофеевым. Втроем, изучив обстановку и сверив разведданные, мы выбрали место прорыва — Новоархангельск. И вдруг такое изменение?!

Услышав в трубке голос Левина, кричу:

— Слушай, Паша, какого черта вы все переменили? Мы же вчера все наметили, а вы вдруг все решили по-другому? Какой черт вас гонит прямо в пасть зверя?

Левин отвечает тихо, приглушенным голосом и будто извиняясь:

— Понимаю тебя, дружище, но я здесь ни при чем. Обо всем я доложил генералу Понеделину. Он разговаривал с Москвой, и «хозяин»… ты понимаешь?! «Хозяин» подтвердил директиву и приказал по-другому.

— Но пойми же, из Москвы сюда не видно! Как можно такую операцию назначать из Москвы?

— Все понятно, Вася, но мы ничего не можем сделать. Сам понимаешь: если «хозяин» приказал — значит, все!

Это сообщение разозлило меня еще больше.

— Ну, Паша, — кричу Левину, — если так, то до свидания на том свете!

— Да ты не отчаивайся, может, еще прорвемся к своим. Оттуда нам обещали встречный удар.

— Пошел ты к черту! Там, куда рвемся, своих уже нет, и никакого встречного быть не может.

Бросил трубку и вышел из штаба. Что же делать? Ругаться? С кем? С Москвой? Да знает ли Москва наше положение?

Встречаю члена Военного совета Грищука. В последнее время мы с ним подружились. Нашу первую встречу если и вспоминали, то с улыбкой или шуткой.

Грищук первым спросил меня:

— Как ты оцениваешь обстановку?

— Все летит к черту, товарищ Грищук. Понеделин решил прорываться на юг. А это приведет нас к гибели.

— Но нам же обещают помочь.

— Кто и чем нам поможет? Помните, нам обещали выслать по воздуху боеприпасы? А что мы получили? Шиш с маслом!

Перейдя на официальный тон, я сказал:

— Товарищ член Военсовета, в успех прорыва я не верю. Поэтому считаю целесообразным все секретные дела и всю ценную материальную артиллерийскую часть уничтожить.

— Неужели вы так серьезно оцениваете положение?

— Да, я считаю прорыв безнадежным. Надо подумать и о вашей личной судьбе. Я лично, если останусь живым, буду партизанить. И готовлю своих разведчиков к этому.

— Хорошо, — сказал Грищук, — кстати, о партизанах. Хотите, я вас познакомлю со связной молодежного партизанского отряда Львовской области? Этот отряд по моему указанию находится здесь, в лесу у Подвысокова, а связная сейчас у меня в кабинете. Какое ваше мнение, что нам делать дальше?

— Эх, товарищ Грищук, об этом надо было раньше советоваться. Зачем вы привели отряд сюда? Ведь лес в Подвысоком тоже окружен, и немцы обязательно будут его прочесывать. И погибнет ваш отряд, погибнет! Расселите его по хатам окрестных сел и поселков. Когда бои здесь закончатся, отряд сможет выйти в тыл немцев. А связную вашу я посмотрю, авось понадобится встретиться. Только она не должна знать, что я начальник разведотдела армии.

Зашел я в хату и вижу — на лавке сидит молодая девушка лет двадцати. Увидев нас, она поднялась, стоит и улыбается…

Эх, девушка, думаю, тебе бы впору сейчас на свидания бегать, а ты взвалила на свои хрупкие плечи тяжелый груз смертельной опасности по защите Родины…

Посмотрел я на нее внимательно, попрощался с Грищуком и ушел. Не знаю, какая судьба постигла ее и весь Львовский партизанский отряд.

Должен здесь сказать, что я лично противник участия женщин в войне. Особенно с оружием в руках на передовой. По-моему, это противоестественная функция для женщин. Я видел много женщин в первые дни войны на фронте, видел их и в плену. Их мучения не сравнимы с испытаниями мужчин. Предвижу, что многие женщины будут возражать мне и доказывать обратное. Впрочем, они уже доказали — в большинстве своем они сами лезли в пекло войны добровольно. Они хотели доказать и (признаю!) доказали свое право бороться и умирать за Родину наравне с мужчинами. И все же дальше армейских госпиталей и пунктов армейской связи я бы их не пускал…

О своем решении партизанить я сказал некоторым офицерам Оперативного и Разведотдела. Все офицеры обоих отделов решили партизанить. Мной тут же была создана партизанская группа в составе Матюшенко, Нежданова, Андреенко, Скульского, Шишкина, командира 72-й разведроты Усинюка и некоторых других товарищей.

Район окружения сжимался с каждым днем. Немцы уже простреливали нас артиллерийским огнем во всех направлениях. Засыпали нас листовками с предложением сдаваться. Днем и ночью грохотали их громкоговорители. Но листовки и громкие слова вызывали в наших рядах совершенно обратное действие. Мы готовились как можно дороже продать свою жизнь.

Перед прорывом по войскам был отдан приказ об уничтожении машин, орудий и всего ценного имущества. Приказано было сжигать секретные документы.

5 августа днем мы, разведчики, приступили к уничтожению секретных документов.