Я предупреждал о войне Сталина. Записки военного разведчика

— Ну, старшина, — говорю, — теперь будем воевать вместе. Будете у меня начальником штаба, а на подразделения назначим моих офицеров.

Реакция старшины была для меня очень неожиданной.

— Вы остаетесь с нами? Вот хорошо, вот не ожидал! — очень обрадованно воскликнул он.

— А чему вы удивляетесь?

Он смутился, но ответил откровенно:

— Извините, товарищ подполковник, но, видите ли, много старших офицеров убежало. Мы воюем одни… Извините, но солдаты не очень лестно стали говорить об офицерах.

— А ваш майор?

— Так это же майор… это такой…

Я не стал настаивать на уточнении ответа. Я знал — в словах старшины было много горькой правды. В подразделениях не было офицеров. Младшие офицеры, командиры рот и батальонов, были в первые же дни войны перебиты, а старшие погибли в штабах позднее. Надо было хоть как-то поднять авторитет офицеров. Я молча вынул свой партбилет, показал старшине и сказал:

— Вот смотрите, старшина, у меня такая же книжечка, как у вашего майора. Я от вас никуда не уйду. Будем воевать вместе. И напрасно вы думаете, что офицеры убежали. Они все перебиты в первые же дни войны. Неправильно оцениваете наше положение. Мы должны прорваться и прорвемся.

Говорил нарочито громко, чтобы окружающие нас солдаты слышали.

— А сейчас, старшина, — уже тоном приказа говорю ему, — вам необходимо учесть людей, оружие и боеприпасы. Займитесь этим, а я осмотрю оборону.

При обходе занятого нами района я обнаружил большое количество раненых. Они лежали в обороне в больничных халатах, а некоторые — в одном нижнем белье.

— Откуда вы, ребята, в такой форме?

Один, повернув голову ко мне, ответил:

— Из госпиталей. А оборону заняли по тревоге. Было нас человек двести, а вот немцы разбомбили.

Положение раненых было трагически безнадежным и мучительно тяжелым. Медперсонала, медикаментов, перевязочных материалов у нас не было. Врачей и медсестер тоже не было. Все врачи взяли винтовки в руки и пошли на прорыв. И, наверное, погибли. Наступала прохладная ночь, а раненые раздеты. От вида страдающих мужественных людей, от невозможности им помочь я растерялся. Что-то невнятно промычал:

— Эх, ребятушки, ребятушки!

Один бородач успокоил меня:

— Ничего, товарищ подполковник, не отчаивайтесь. Все одно нам конец, ну а фрицев мы еще много похороним.

Я все же попытался как-либо облегчить их страдания. Организовали перевязки из простынок и белья, взятого в хатах, собрали с убитых шинели и укрыли ими раненых. Нужно отдать должное населению, особенно женщинам: они ухаживали за нашими ранеными, делали им перевязки и кормили. Нужно сказать большое спасибо населению тех сел и деревень, в которых проходили бои в окружении. Эти люди помогали нашим воинам прямо в бою, а затем укрывали раненых после боя.

Нашу оборону я разбил на участки, распределил людей, назначил командиров. Старшина подсчитал, что было нас всего 470 человек, из них почти половина раненых. В центре обороны расположил резерв — около роты из вполне боеспособных людей под командованием моего помощника старшего лейтенанта Матюшенко. Второй мой помощник, капитан-танкист, возглавлял оборону на переднем крае.

Немцы окружили нас, но к активным действиям не приступали. Ночь обещала быть спокойной. Только в небе непрерывно взлетали ракеты, освещая ту часть села, которую занимали мы. Приметил я несколько ракетных освещений невдалеке от нас — может быть, километрах в 2–3 в различных направлениях. Значит, и там кто-то из наших бьется насмерть. Таких очагов обороны было много, но объединиться с ними было нельзя. Между нами располагались крупные силы немцев, и прорвать их оборону было невозможно. Кроме того, между нами не было связи. Кто и где оборонялся, было неизвестно. Радиостанций не было. Каждая группа была обречена на самостоятельную оборону, вести бой в собственном окружении. Как выглядела оборона остатков двух армий, трудно описать и нельзя с достаточной полнотой показать на схеме, так как неизвестно, кто и где оборонялся…

Организовав оборону, мы стали думать о питании людей. Днем в бою было не до еды. А сейчас голод основательно напомнил о себе.

Запасов у нас, конечно, не было. Одна надежда на местных жителей. И еще на колосья пшеницы, початки кукурузы и картошку. Все это мы собирали и варили.

Мы занимали только часть села, примерно половину. Другую часть занимали немцы. Во время боя село казалось вымершим, не было видно ни людей, ни скота. А вечером село вдруг ожило. Повылезали люди из погребов и щелей, замычали коровы, захрюкали свиньи, закричали куры и петухи. Все были голодны.

Население охотно делилось с нами своими запасами. Одна старушка принесла нам своего последнего петуха:

— Нате, детки, вечеряйте, що б клятым немцям не достался. Но что нам один петух, когда нас сотни голодных людей.

В первую очередь мы накормили раненых, чем могли.

В другой половине села немцы тоже занялись заготовкой. Мы слышали, как там отчаянно кудахтали куры, кричали утки, визжали свиньи. Слышали крики и плач женщин и детей.