Я предупреждал о войне Сталина. Записки военного разведчика

Нам стало обидно, что немцы пожирают наши продукты. Несколько наших смельчаков-разведчиков решили испортить немцам аппетит. Огородами подобрались к немецкой обороне и вышли в тыл. Немцы жарили и варили добычу, а часть их выстроилась в очередь у кухни с термосами. Разведчики открыли огонь из автоматов по очереди около кухни и по остальным «кулинарам». Многим пища больше не потребовалась. Разведчики забрали наполненные пищей термосы, недоваренных и недожаренных кур, гусей, уток и свиней, а главное — много автоматов и патронов к ним. На вылазку ходило 26 человек, и каждый кроме продуктов принес по 2–3 автомата. Не забыли, конечно, о «шнапсе» и сигаретах.

Раздраженные немцы открыли по нашим позициям артиллерийский и минометный огонь. Я это предвидел и вовремя приказал всем залезть в щели. От огня немцев наши потери были небольшие.

Продовольственную проблему мы решили неплохо, но с боеприпасами дело обстояло очень плохо. Мы имели 17 ручных пулеметов, больше 250 винтовок, больше 200 трофейных автоматов, но патронов ко всему этому было очень мало. Был дан приказ стрелять только наверняка. Но зато у нас было очень много бутылок с горючей смесью.

В этом районе наша 6-я армия своими силами изготовляла этот вид противотанкового оружия. И как раз в этих селах мы обнаружили большие запасы бутылок «СК». В первый период войны бутылки являлись почти единственным, но очень эффективным средством борьбы с танками. Достаточно было попасть бутылкой в танк — и он загорался. Правда, в пылу боя на открытой местности попасть в танк было нелегко. Немало людей при метании бутылок погибали раньше, чем бутылки долетали до танков, но мы все же заставили немцев «уважать» солдат с бутылками. Особенно эффективны они были в обороне. Солдат в щели был почти недоступен для танка и мог поражать стального врага.

Подумали мы и о завтрашнем дне. Что нам делать? Решили прорываться за генералом Огурцовым на Новоархангельск. Для прорыва создали ударную группу в 200 человек. Остальным, главным образом раненым, была поставлена задача прикрывать наш прорыв. Раненые понимали, что остаются здесь на гибель. Но и они требовали прорваться и рассказать своим об их героической гибели. На раненых составили список и записали их адреса.

7 августа в 03.30 с криком «Ура!» ринулись на немецкие позиции, но встретили организованный сильный огонь. Немцы, по-видимому, тоже готовились здесь к наступлению и подвели свежие силы. Мы продвинулись всего метров на 100 и залегли. Огонь был настолько плотным, что мы не могли оторваться от земли. Отползли обратно в свои траншеи. Из 200 человек вернулось лишь 150. Был убит и мой начальник штаба старшина-артиллерист. Дорого обошлась нам эта попытка прорыва. Было одно утешение: мы боем выяснили, откуда немцы поведут на нас наступление. Для отражения предстоящей атаки мы на этом участке сосредоточили почти все свои огневые средства.

Часов в 12 дня немцы пошли в атаку: впереди десятка два танков с пехотой десантом, за ними — пехота.

Жутко было смотреть на эту стальную ревущую громаду. Больше всего я боялся, что у людей не выдержат нервы. Не побегут ли в панике? Если побегут — все пропало.

Танки стали приближаться к первой линии обороны, к переднему краю, где командовал капитан-танкист. Вот танки почти рядом, а огня нашего все нет. Неужели наши побежали по ходам сообщения в тыл? Даю команду к встрече на моей второй линии обороны. И вдруг сердце радостно затрепетало: на первой линии ударили автоматы и полетели бутылки с горючей смесью. Десанты будто ветром снесло. Несколько танков загорелось, остальные повернули обратно. Три танка все же прорвались через первую линию и горели около нас. Экипажи стали выпрыгивать, и мы их в упор расстреляли.

Наступающая за танками пехота вначале залегла, а потом поднялась и бросилась в атаку. Мы встретили ее автоматным огнем, но значительная часть немцев все же прорвалась в нашу оборону. Со мной в окопе было всего четыре человека, а на нас бежало около двадцати. Часть их мы уложили последними патронами и изготовились для рукопашной. И в этот момент мы услышали спасительное русское «Ура!». Старший лейтенант Матюшенко с резервной ротой перешел в контратаку.

Трудно описать и вообще трудно понять, что дальше произошло. Это был какой-то взрыв ярости и ненависти к врагам. Немцев было значительно больше, но жажда мести у людей, порыв злобы почти на грани безумия морально подавили фашистов. Солдаты кололи их штыками, били прикладами, душили руками. Некоторые, уже в предсмертной агонии, хватали немцев за ноги, валили и душили за горло.

Уже после боя, когда стали убирать своих, руки одного нашего убитого солдата мы с трудом оторвали от шеи немецкого офицера. Сам же солдат имел шесть смертельных пулевых ранений. Некоторые, уже прошитые пулеметной очередью, умирая, успевали всадить штык в фашиста.

Такой лютости в бою я еще не видел. Это было что-то совершенно невероятное, неописуемое.

Немцы в панике бежали. Свыше 150 немецких трупов осталось лежать в нашей обороне.