Я предупреждал о войне Сталина. Записки военного разведчика

На смену душившей нас злобы пришла радость победы. Матюшенко чуть не задушил меня в объятиях:

— Товарищ подполковник, вы живы? Не ранены? О-о, вспомнят гады вкус русского штыка!

— Жив-жив! — кричу я, смеясь.

Но времени на лирику не было. Немцы ввели в бой свежие резервы и снова атаковали. Трофейных автоматов и патронов к ним у нас на этот раз оказалось вполне достаточно. Мы встретили немцев таким огнем из их же автоматов, что цепи их быстро таяли и валились на землю.

Дорого заплатили немцы за нашу утреннюю неудачу. После боя перед линией нашей обороны мы насчитали до двухсот убитых, да на территории нашей обороны лежало до 150 немецких трупов. На нашей территории горели 3 немецких танка — подожгли больше, но остальные сумели удрать.

За счет немцев мы очень хорошо вооружились: автоматы, пистолеты, гранаты, патроны. Всего стало вволю! Добыли также индивидуальные перевязочные пакеты и фляги со «шнапсом». За последним мы охотились не столько для выпивки, сколько для обработки ран. Это было наше единственное дезинфицирующее средство.

Много неприятностей доставили нам убитые. Сотни трупов в жару быстро разлагались. Тошнотворный запах был невыносим, кусок хлеба застревал в горле, а убрать трупы мы не могли: было некому, так как все здоровые бойцы находились на позиции.

На фронте установилось подозрительное затишье. Стало ясно — скоро будет буря. Я приказал всем залезть в щели и быть в полной боевой готовности. Мои опасения оправдались.

В 14.00 из-за леса у села Подвысокое появилась стая самолетов. Летели тройками. Одна за другой они начали пикировать на нас и сбрасывать воющие бомбы. Душераздирающий вой, грохот взрывов, визг осколков, фонтаны земли вместе с клочьями человеческих тел. Земля дрожала, окопы разваливались и засыпали нас. Горели дома.

Больше всего пострадали раненые. Многие из них не могли укрыться в щелях, а лежали в маленьких неглубоких окопах. Взрывные волны разрывали раненых на части и разбрасывали по сторонам. Над всем участком нашей обороны нависла сплошная густая завеса пыли и дыма. Несло запахом жареного человеческого мяса.

И вдруг мертвая тишина. Первые несколько минут она действовала еще более угнетающе, чем бомбардировка… Через несколько минут наш небольшой отряд стал приходить в себя, отряхиваться от пыли и готовиться к отражению немецкой атаки.

Но атаки не последовало.

Подсчитали мы свои потери и удивились: несмотря на такую мощную бомбардировку, потери были ничтожно малые..

Часа через два над нами опять появилась «рама» и разбросала листовки. «Листопад» был обильный. Одна листовка залетела прямо ко мне в окоп. В ней была указана линия немецких войск на реке Днепр и вокруг Киева. В тексте говорилось примерно следующее: «Солдаты и офицеры! Прекратите бессмысленное сопротивление. Советская армия разбита. Немецкие войска перешли Днепр и захватили Киев. Вы окружены и будете уничтожены. Сдавайтесь в плен, и мы сохраним вам жизнь. Эта листовка является пропуском: берите ее и переходите к нам».

Многие солдаты читали листовки. Я не препятствовал. Считал и считаю, что бессмысленно и глупо запрещать в бою их читать. Ведь за каждым глазом не уследишь. А у нас за это расстреливали. Мы не верили своему народу. Мы забыли ленинские заветы, в том числе полное доверие народу. В данном случае коллективная читка листовок и комментарий к ним являлись лучшей формой агитации против врага.

Солдаты читали их, и скоро послышались никем не подсказанные реплики:

— Вот брешут, гады!

— Ничего, пригодится на закурку!

— Бумага толстовата, лучше для туалета!

— Ну и Фриц, думает, что мы тут лопухи!

— Наткнулся на штык и думает взять брехней…

А в одной группе тотчас же дали ответ: на большом листе фанеры нарисовали углем кукиш — огромный, яркий — и на высоком шесте подняли над окопом. Смех и ругань в немецком окопе, а затем автоматная очередь по фанере показали, что солдатский ответ получен и понят фашистами правильно.

Но было и другое. Недалеко от себя я услышал вначале ругань, а затем выстрел. Громко спросил, в чем дело. Через несколько минут доложили, что один боец стал уговаривать товарищей:

— Ходимо, хлопцы, до нимцив, нам нема за що погибать… — Вылез из траншеи и пытался бежать к немцам. Его же боевые товарищи вынесли ему суровый приговор и здесь же привели его в исполнение.

После листовок нас начали обрабатывать через громкоговорители. Репродукторы орали: «Сдавайтесь! Всех уничтожим!»

Но и эта форма агитации не имела успеха. А вернее, дала обратный результат: все мы поняли, что острой костью застряли в горле фашистов, что очень расстроили их планы. Значит, не напрасно бьемся, не напрасно отдаем наши жизни. Злость солдат выражалась или руганью, или стрельбой в сторону репродукторов. А из одного отдаленного окопа в вечерние сумерки вдруг полилось:

Реве та стогне Днипр широкий, Сердитый витер завива…

Немецкий агитатор вдруг поперхнулся и замолчал.