Задумали мы сделать большой подкоп из бани. Подкоп делали ночью, землю выносили в карманах и сбрасывали в уборную. Если бы нам удалось закончить подкоп, из лагеря начали бы убегать ежедневно не единицы, а десятки пленных. Но случилось непредвиденное — весь лагерь в июне 1942 года неожиданно погрузили в вагоны и увезли в Германию. Подкоп остался незаконченным. Полагаю, что он сохранился до сих пор. Делала его группа полковников и подполковников из 6-й армии. В первую группу для побега через подкоп был включен генерал Музыченко и др. Я сказал об этом генералу Музыченко. Он с радостью согласился бежать. Но для этого я порекомендовал ему приобрести солдатское обмундирование, а генеральское снять. Он согласился. Но — увы! — нам не повезло. Пришлось полностью испить горькую чашу фашистского плена.
В мае произошло два события, которые очень тяжело отразились на нашем моральном состоянии.
Одно событие — то, о котором я предупреждал Трофименко. Гестапо нащупало нашу подпольную организацию и начало группами направлять на работу в еврейскую роту. Было решено организовать массовый побег и в группу включить тех, кому в первую очередь угрожал расстрел. Включили в нее и секретаря Трофименко. Побег решили совершить с работы в лесу. Из лагеря ежедневно направлялась команда в 30 человек в лес за хвоей, из которой делался антицинготный отвар. Команды посылались от каждого полка по роте — по очереди. Условились, что в день, когда надо будет идти на работу команде из моей второй роты, я уступлю очередь команде Трофименко. В назначенный день Трофименко с командой из старших офицеров-подпольщиков подошел к воротам раньше меня. Я подошел намеренно с опозданием и затеял с ним громкий спор об очереди. Поспорив и поругавшись для вида, я увел своих людей обратно, разъяснив, что очередь была не наша, а команда Трофименко ушла в лес. Конвойных было всего пять человек. В лесу их легко разоружили и связали. Группа подпольщиков разбежалась в разные стороны. Но в группе оказался предатель. Он развязал конвойных и вместе с ними вернулся в лагерь. За беглецами нарядили роту солдат с собаками. Почти всех беглецов поймали и после зверских пыток расстреляли. Тела их для устрашения привезли в лагерь, выложили в ряд и провели весь лагерь вокруг этой страшной выставки. Я с трудом узнал труп Трофименко. Немцы хотели этим зрелищем нас устрашить, но получили обратный результат. Мы шли вокруг тел погибших товарищей и из ряда в ряд шепотом передавали клятву мстить фашистам за их зверства.
Последним поймали майора Власева. Его подвели к П-об-разному зданию и приказали встать на колени. Он отказался, заявив, что советский офицер перед фашистами на колени не встанет. Ему хотели завязать глаза, он тоже отказался, заявив, что советский офицер может смело смотреть смерти в глаза.
Когда немецкие солдаты подняли винтовки, Власев крикнул:
— Да здравствует Родина! Да здравствует…
Раздался недружный залп. У немецких солдат дрожали руки. Немецкий офицер подошел к упавшему, но еще живому Власеву и выстрелил в затылок.
Предателя немцы накормили, переодели и куда-то увезли.
Гибель большой группы активных товарищей очень тяжело отразилась на моральном состоянии всего лагеря. Оставшаяся группа подпольщиков пыталась поднять настроение, призывая к бодрости и к мщению фашистам. И все же число «нищих духом» увеличилось. Они говорили, что бороться бессмысленно, необходимо безропотно нести свой тяжкий жребий. Эдакая христианская толстовская мораль непротивления злу!
Еще больший удар по нашей внутренней боеспособности был нанесен разгромом наших войск под Харьковом в мае 1942 года. Когда об этом нам сообщили немцы, мы им просто не поверили — обычная хвастливая пропаганда! Но вот в конце мая и в начале июня в лагерь прибыла группа «свеженьких» пленных — человек семьдесят. Из их рассказов мы убедились в правильности немецкой сводки.
Позднее, в плену, я познакомился с бывшим начальником Разведотдела 6-й армии (вторичного формирования) подполковником Деминым Иваном Фроловичем. 6-я (вторичная) армия также участвовала в прорыве на Харьков и была вместе с другими окружена и разгромлена. Демин причину нашего поражения объяснял так: три полевые армии и танковая армия Рыбалко прорвали фронт и устремились к Харькову, не имея достаточных сил на флангах. Демин докладывал своему командующему, а тот, в свою очередь, в Ставку, что в районе Барвенково на фланге прорыва сосредоточены крупные соединения немецких танков. Но Главное командование данным разведки не поверило. Немцы учли промах нашего командования, ударили по флангам и закрыли горловину прорыва. Все четыре армии оказались в мешке. Вышла из окружения только танковая армия Рыбалко, но с тяжелыми потерями.