Я прятала Анну Франк. История женщины, которая пыталась спасти семью Франк от нацистов

Зима все тянулась, и мы старались держаться поближе к печкам. Всем хотелось согреться. Хорошо, что комнатки в убежище были небольшими. Все, что могло гореть, оказалось в маленькой печке в комнате ван Даанов. У Франков тоже была своя угольная печка. Когда работа в конторе заканчивалась, весь мусор отправлялся наверх, в топливо. Потом Петер выносил золу и все то, что не сгорело. Отходы мы выбрасывали в мусорный бак, но их было так немного, что никто ничего не замечал.

Я стала отдавать Анне чистые бухгалтерские книги, чтобы она могла делать в них уроки и вести свои записи. Анна по-прежнему ничего не рассказывала о своем дневнике и прятала его в потертом кожаном портфеле отца, который хранился в его комнате. Франки свято оберегали тайну личной жизни друг друга и своих детей, хотя в крохотном убежище это было очень трудно. К Анне они всегда относились серьезно и уважительно. Никому не позволялось трогать ее записи или читать их без ее разрешения.

Как-то утром мы пришли на работу и обнаружили наших друзей в страшном волнении. Ночью они слышали какой-то шум и подумали, что наш склад грабят. Они были очень встревожены. Они боялись, что вор, который залез на склад, мог услышать их шаги и голоса.

Кроме того, приемник в старом кабинете господина Франка был настроен на Би-би-си – настоящее преступление. Стулья стояли вокруг приемника – ясно, что группа людей собиралась здесь, чтобы послушать новости. Все боялись, что вор доложит об этом полиции, а полиция, сложив два и два, совершит налет на контору.

Даже после того как мы внимательно осмотрели склад и не обнаружили следов взлома или чего-то необычного, наши друзья продолжали нервничать из-за радио. Я видела, что они находятся на грани нервного срыва.

Пытаясь их успокоить, мы перевели все в шутку. Мы шутили и поддразнивали их, и постепенно они успокоились и сами стали смеяться над своими страхами и чрезмерно живым воображением.

В марте вышел новый указ. Оставшимся в Голландии евреям предлагали выбор между депортацией и стерилизацией. Выбравшим стерилизацию, обещали спокойную жизнь. В их удостоверении личности будет проставлена красная буква «J» вместо зловещей черной. Этим людям разрешалось не носить желтую звезду на одежде.

В то же время немцы опубликовали обращение к скрывшимся в убежищах. Они обещали не преследовать тех, кто сдастся добровольно. Не преследовать? Никто из нас не верил ни единому слову захватчиков. Наши друзья только головами качали при этих известиях. Они понимали, что им крупно повезло найти безопасное место – во всем Амстердаме не было лучше.

В конце марта снова начались облавы. Опустели дома слепых, душевнобольных и умирающих. Я изо всех сил скрывала все, что знала, чтобы не расстраивать своих друзей. Если была возможность, я никогда не говорила им об этих ужасах. Даже Анна уже не приставала с вопросами. Казалось, никто не хочет знать больше, чем знает.

А потом в жизни евреев, оставшихся в Амстердаме, произошло удивительное, драматическое событие. Сгорело регистрационное бюро, где хранились документы не только о евреях, но и обо всех, в ком была хоть капля еврейской крови. Говорили, что пожар был очень сильным, здание серьезно пострадало, но никто не знал, сколько документов уничтожено. Если бы они исчезли все, то немцы не знали бы, кто подлежит аресту. Мы жадно ждали известий. К сожалению, оказалось, что сгорело совсем немного документов.

Когда зима подошла к концу и наступил апрель, на нас навалились болезни. К счастью, поразили они нас, а не наших друзей в убежище. В один день заболели Элли и ее отец – они не выходили на работу несколько недель. Элли свалилась с тяжелой простудой, а отец ее лег в больницу на обследование.

Наш дорогой господин Коопхейс никогда не отличался хорошим здоровьем. Он постоянно жаловался на желудок, и состояние его ухудшалось. У него началось внутреннее кровотечение, и врач прописал ему постельный режим, на-деясь, что отдых и покой пойдут ему на пользу. Все в Амстердаме постоянно терзались тревогой, и это не могло не сказаться на здоровье. Доктор не знал, что господина Коопхейса беспокоит безопасность наших друзей в убежище – это был невыносимый груз ответственности.

Мы с Хенком и господином Кралером старались как можно чаще навещать беженцев сейчас, когда другие сделать этого не могли. Каждый визит был для них лучом света в тучах. Они страшно скучали по нас, по сплетням Элли, по ее рассказам о парне, с которым она встречалась, и особенно по господину Коопхейсу. Он был весельчаком и всегда приносил маленькие подарочки, которые поднимали всем настроение. Заходя за книжный шкаф, он оставлял за порогом свои тревоги и волнения и приносил с собой только силу и поддержку. После его ухода наши друзья чувствовали себя намного лучше, чем раньше. Но его желудок окончательно разболелся, и ему приходилось лежать в постели.