Я прихожу после смерти. История профессионального уборщика мест преступлений

Я долго думал, стоит ли рассказывать бабушке о смерти мамы. К тому времени Графиня уже находилась в очень плохом состоянии. Она совершенно перестала меня узнавать, максимум – могла иногда принять за дедушку Вилли. Скажи я ей о том, что ее дочери больше нет, она наверняка забыла бы об этом буквально через несколько секунд. Разве что неизгладимое ощущение горя, оставленное новостью, о которой бы она не помнила, продолжало бы разбивать ей сердце. Поэтому я решил ничего не сообщать. Просто потому, что вынести вид еще и ее горя я бы не смог. Я уже давно перешагнул границы своих возможностей. К сожалению, осознать то, что собственные ресурсы исчерпаны, получается только задним числом. И, как выясняется, границ у ресурсов на самом деле нет. Это чем-то напоминает лестницу, где в поле зрения всегда присутствует только следующая ступенька, и каждый раз, взбираясь на нее, человек думает лишь о следующем шаге. И вот, когда ты сделал по меньшей мере тысячу шагов и взобрался на очередную ступень, в голове остается лишь один вопрос: «Как, черт возьми, я сюда забрался?» Переживания за тех, кого любишь, делают нас особенно выносливыми, заставляя терпеть то, что до этого казалось невыносимым, и не сдаваться. За это время было несколько моментов, когда мне казалось, что бабушка вот-вот последует за мамой. Однажды она вдруг потеряла сознание и повалилась на пол. Я успел увидеть только белки ее закатившихся глаз и сразу же вызвал скорую. Однако через несколько секунд она, громко охнув, вдруг резко пришла в себя – будто Господь просто вытолкал ее обратно на землю. Она уставилась на меня в изумлении.

– Вилли, что случилось?!

Я все еще не мог отойти от шока.

– Мне кажется, ты ненадолго умерла.

Врач скорой помощи, прибывший чуть позже, предложил лучшее объяснение.

– Это все от обезвоживания.

Бабушка выпивала в день несколько бутылок воды, но, видимо, лекарства вытягивали из ее организма столько влаги, что восполнить ее лишь за счет питья было невозможно. Доктор был невероятно любезен, и мы еще долго разговаривали.

– У нее сильное сердце, не стоит беспокоиться, что оно вдруг возьмет и остановится! – заверил он меня.

Провожая его до дверей, я пообещал как-нибудь позвонить ему снова.

– У меня ведь есть ваш номер! – попробовал пошутить я.

Но в следующие дни шутить мне уже не хотелось. Внезапная смерть бабушке не грозила, но одной ногой она все-таки была в могиле. Однажды вечером, проходя мимо ее комнаты, я вдруг заметил что-то странное. Я не сразу понял, что это, и решил ее проведать. Бабушка мирно похрапывала в своей кровати. Странно, почему у меня плохое предчувствие? Спустя несколько секунд до меня дошло. Трупный запах! Я почувствовал лишь его отголосок, но сомнений у меня не было. В конце концов, этот запах был мне хорошо знаком. С этого момента я постоянно находился у постели больной. Бабушка стала очень беспокойной и постоянно сучила ногами. Я увидел, что кожа ее ног поменяла цвет. «Новые чулки перед путешествием в загробный мир», – промелькнуло у меня в голове. Я не знал, что делать. Я никак не мог остановить наступление смерти. Пока что я научился только убирать за ней.

– Вилли, мне страшно! – как-то вечером сказала бабушка.

Чтобы успокоить ее, я начал напевать старые детские песенки и читать стишки. Моя бабушка была родом из бедной семьи и очень гордилась тем, что, несмотря на необходимость работать, всегда находила время для учебы и даже была второй по успеваемости в классе. Я надеялся, что стишки и песни напомнят ей о детстве. Но на лице бабушки не было ни тени мечтательности, только страх и дезориентация. Я был готов разрыдаться. Мне в голову пришла последняя идея.

– Спотыкается один француз о чемодан русского… – завопил я, – француз говорит: «О, пардон!» А русский отвечает: «Не картон, а кожа! Это кожаный чемодан!»

Моя бабушка замолчала и внимательно посмотрела на меня. Я попытался рассмеяться так, как это всегда делала она, но получилось не очень.

– Кожаный чемодан! – в отчаянии повторил я.

Бабушка подняла руку и очень медленно положила мне на лицо ладонь. Ее рука была грубой и сухой. Честная рука рабочего человека, пусть даже с последней трудовой смены прошло не одно десятилетие. Она посмотрела мне прямо в глаза и улыбнулась.

– Томас. Я люблю тебя.