Мари быстро подобрала ангела и зашагала к выходу. Затем остановилась и обернулась. Свеча, выпавшая из руки отца, лежала на полу, но продолжала гореть. Девушка подняла ее и поднесла к иконостасу. Тот, пропитанный маслом и красками, мгновенно вспыхнул. Она смотрела, как горящее масло капало с иконостаса на пол и на мебель, а на ее лице впервые за долгое время расцвела улыбка. Когда жар стал невыносимым, Мари покинула церковь и направилась к дому. Там она быстро нашла большую пластиковую сумку, выгребла с полок всю еду: сухие консервы, свежий и черствый хлеб, пакет сухого молока и несколько свежих картофелин. Затем переоделась в новую одежду: напялила на себя несколько свитеров, надела куртку и сверху еще непромокаемый плащ. Потом опять вернулась на кухню и взяла несколько коробков спичек. Полотенцем она обернула деревянную доску с ангелом и сунула ее в сумку с едой. Затем выскочила на улицу.
Со всех окрестных домов повыскакивали взбудораженные люди. Они бежали в сторону горящей церкви, что-то громко выкрикивая. А со стороны церкви слышались женские стоны и рыдания.
Мари накинула на голову капюшон и пошла прочь от церкви. Через несколько сотен метров она юркнула в переулок и спустилась по нему к реке.
Осенний снег был не глубоким, а кое-где и вообще подтаявшим, поэтому идти было не сложно.
У реки Мари остановилась у каменной скульптуры Христа, окруженного трубящими ангелами, которые славили воскресение Господне и победу над смертью. Христос смотрел вперед в сторону реки и кого-то приветствовал, широко раскинув руки.
Девушка взглянула в лицо каменного Господа.
– Что же ты делаешь? – прошептала она и, не ожидая ответа, пошла вдоль реки на восток.
Тем временем несколько мужчин вытаскивали из горящего храма еле живое тело священника
Отец Крис очнулся на той же кровати, где недавно лежала его дочь. Он осмотрелся и попытался приподняться. На скрип пружин прибежал фельдшер, который тут же уложил священника вновь.
– Вам нельзя вставать, – прогнусавил он. – Швы разойдутся. Рану пришлось зашить
– Где дочь? – хрипло спросил священник.
– Никто не знает, – ответил врач.
– Церковь сгорела?
– Почти вся.
– Там ее нет?
– Не нашли.
Отец Крис закрыл глаза и глубоко вздохнул.
– Долго я без сознания? – спросил он.
– Два дня.
– Там была подсобка, за алтарем сразу. В ней смотрели?
– Все обыскали, отец Крис. Как в воду канула.
– Она сбежала. Пошла по реке, наверняка. Дойдет до ближайшего поселка. Остановится в заброшенном доме или сельском магазине. Скорее всего, пойдет вниз по течению. Там подряд идут пустые деревни. Она это знает – бегала туда летом. Отправьте две группы людей вниз по течению и одну, на всякий случай, вверх. Никакого насилия.
– Как же нам тогда вернуть ее? – спросил фельдшер.
– У нее будет с собой доска деревянная с изображением идола. Примерно такого размера, – священник очертил в воздухе квадрат руками. – Просто заберите доску и возвращайтесь, – каждое следующее слово ему давалось все сложнее. – Она помешана на этом идоле и пойдет за ним куда угодно. Не медлите только и помните: ребенок – самое главное! И только он имеет значение. Иди уже! – последние слова отец Крис произнес обессиленным шепотом.
***
Сапоги почти полностью утопали в снегу, которого выпало уже много для середины осени. Но холода Мари почти не чувствовала. Даже сняла плащ, свернула и положила в изрядно похудевшую пластиковую сумку. Девушка старалась держаться береговой линии, здесь снег успевал таять. Хотя морозы давали о себе знать и местами начал образовываться лёд. Местами встречались сухих камышей, и приходилось выходить на глубокий снег.
Живот тянул вниз настолько сильно, что Мари останавливалась на отдых уже каждые сто шагов, которые она считала и после каждой сотни складывала их в тысячи.
Впереди она увидела высокую иву, склонившуюся над водой. Крона оказалась настолько огромной, что под ней практически отсутствовал снег.
– Там и заночуем, – пробурчала Мари. – Девяносто шесть, девяносто семь, девяносто восемь, девяносто девять, двенадцать тысяч шестьсот!
Она расстелила плащ под деревом, достала из сумки открытый пакет, подняла пачку вверх и высыпала остатки сухого молока себе в рот. Затем спустилась к реке, зачерпнула ладошкой немного воды и запила. Затем еще раз нырнула рукой в сумку и вытащила доску с ангелом и отвертку. Аккуратно, чтобы не задеть узор, она отверткой отковыряла длинную щепку, подожгла ее и воткнула в землю. Отковыряла еще одну, а затем еще одну.
– Скоро ты станешь свободным от лишнего дерева, а я умру, – прошептала Мари ангелу, который настолько похудел, что легко поместился у нее за пазухой. – Грей меня, мой родной, – прошептала она, завернулась в плащ и уснула.