Нельзя сказать, чтоб тяжкие грехиНас удручали. Он долбил тетрадкиДа Гегеля читал; а я стихиКропал; стихи не выходили гладки.Но, боже мой, как много чепухиБолтали мы; как нам казались сладкиПоэты, нас затронувшие, все:И Лермонтов, и Байрон, и Мюссе.4И был ли я рассеян от природы,Или застенчив, не могу сказать,Но к женщинам не льнул я в эти годы,Его ж и Гегель сам не мог унять;Чуть женщины лишь не совсем уроды, —Глядишь, влюблен, уже влюблен опять.На лекции идем – бранюсь я вволю,А он вприпрыжку по пустому полю.5По праздникам езжали к старикамРазличные почтительные лицаИз сослуживцев старых и их дам,Бывала также томная девицаИз институтских – по ее словам,Был Ламартин всех ярче, как денница, —Две девочки – и ту, что побледней,Звала хозяйка крестницей своей.6Свершали годы свой обычный круг,Гамле́т-Мочалов сотрясал нас бурно,На фортепьянах игрывал мой друг,Певала Лиза – и подчас недурно —И уходила под вечер. – Но вдругСудьбы встряхнулась роковая урна.«Вы слышали? А я от них самих.Ведь к Лизаньке присватался жених!7Не говорят худого про него.С имением, хоть небольшого чину;У генерала служит своего,Ведет себя как должно дворянину:Ни гадких карт, ни прочего чего.Серебряную подарю корзинуЯ ей свою большую. – Что ж мне дать?Я крестная, а не родная мать».8Жених! жених! Коляска под крыльцом.Отец и дочка входят с офицером. —Не вышел ростом, не красив лицом,Но мог бы быть товарищам примером:Весь раздушон, хохол торчит вихром,Торчат усы изысканным манером,И воротник как жар, и белый кант,И сахара белее аксельбант.9«Вот, Лизанька, бог дал и женишка!А вы ее, мой милый, берегите:Ребенок ведь! Немножечко дика,Неопытна, – на нас уж не взыщите».А мне ее отец: «Вы старикаУтешьте, вы и ей не откажите:Мы с Лизою решились вас проситьС крестовым братом шаферами быть.10Ты, Лизанька, уж попроси сама,Вы, кажется, друг другу не чужие,Старинной дружбой связаны дома,А с крестным братом даже и родные».– «Я вас прошу». – «Ах, боже, дела тьма.Пора и дальше, люди молодые,И к тетушке мне нужно вас завесть. —Так по рукам?» – «Благодарю за честь».11Горит огнями весь иконостасХрустальное блестит паникадило,И дьякона за хором слышен бас…Она стоит и веки опустила,Но так бледна, что поражает глаз;Испугана ль она, иль загрустила?Мы стали цепью все, чтобы народНа наших дам не налезал вперед.12