“…я прожил жизнь”. Письма. 1920–1950 гг.

[181] М. А. и П. А. Платоновым

12 апреля 1934 г. Ашхабад

Ашхабад 12/iv.

Дорогая Муся и милый Тотик!

Ваше письмо от 30/iii я получил лишь сегодня. Сегодня же получена телеграмма, я на нее ответил телеграммой тоже[634]. Два экземпляра пьесы[635] – в окончательной, обработанной мною редакции – находятся в секретариате Литовского[636] (я сам их туда передал). Один экземпляр останется навсегда в Главреперткоме[637], другой экземпляр должен быть передан Булгакову[638] вместе с визой или письмом, разрешающим печатание пьесы. Булгаков отлично в курсе дела, так что твоя телеграмма не совсем для меня ясна. Какие новые экземпляры пьесы? Есть только два таких экземпляра, проверенных, отредактированных мною и переданных в Главрепертком. Оттуда, из Главреперткома, один экземпляр должен взять Булгаков для набора. Вот всё.

Тотика поздравляю и целую, что он перешел в 4-ю группу. Что он хоть как-нибудь учится и неплохо ведет себя – это для меня лучшая радость.

Я не писал вам три дня, потому что как вернулся из Каракумов, так пролежал три дня, простудившись (я был на горячих ветрах в Нефтедаге – около Красноводска, затем попал в дожди, спал однажды в холоде). Теперь я оправился совершенно и абсолютно здоров.

Здесь – после двух, трех дней дождей – полное лето. Летают птицы[639] и бабочки, темно-синее небо. Сегодня 32°. Теперь дождей не будет уже до декабря месяца. Ты спрашиваешь о быте здешних людей, особенно женщин.

Я этого еще не изучил в такой степени, чтобы ответить полностью.

В чадрах здесь не ходят и не ходили никогда. В чадрах и паранджах ходят женщины в Узбекистане и в др. азиатских странах. А в Туркмении – и раньше, и теперь иногда – женщины носят только темные покрывала, закрывающие их подбородок и рот, а остальное лицо открыто.

Чтобы мужики прижимали баб – это что-то незаметно. М<ожет> б<ыть>, это было у баев (кулаков), имевших помногу жен, но баев давно раскулачили, многие из них сбежали в Персию и Афганистан. Кроме того, я видел женщин-работниц на ковровых фабриках и на текстильной фабрике, так что мужьям трудно их “прижимать”. Но в аулах я еще не жил, только был проездом, и не знаю, как там устроен быт.

Женщины есть на общественных постах и в правительстве (в Ашхабаде), так что радуйся. В этой части тут делается много. Предсовнаркома К. С. Атабаев (я с ним провел 4 дня в салон-вагоне) – туркмен и, кажется, брат того полпреда Атабаева[640], который был у нас на вечеринке, – исключительно одаренный человек, с простым и обаятельным характером. Но только окружение его не то, которого он заслуживает. Здесь вообще, как нигде, нужны культурные, честные, мужественные люди. На людей здесь страшный голод, но зачастую сюда приезжают те, которые изгнаны отовсюду в России, “брак продукции”.

Братья-писатели надоели друг другу ужасно[641]. К 15–16 числу все разъедутся. Бригада более чем наполовину состоит из барахла или из таких хлюстов, как Коська или Козин-дурачок[642].

Отношение ко мне постоянно имеет тот оттенок, о котором ты знаешь, но я не обращаю внимания. Я приехал ради серьезного дела, ради пустыни и Азии.

Ты написала, что я врал – был у Келлера и тебе не сказал. Неправда. Я был у Новикова, где видел Келлера, а у самого Келлера не был. Да и что за смысл про это врать. Ты опять слышала какой-то пустой звон.

Адреса “всему тресту”[643] я также не давал. Сказал Ник<олаю> Мих<айловичу>[644], что мне можно писать: Ашхабад – до востреб<ования>. Что тут за ложь, за преступление или событие? Ведь я тут совершенно один, мне дорого получить письмо. Ведь писатели – это не друзья. Кроме того, я прожил с ними в общей сложности дня 4 или 5.

Новиковы родились не в рубашках, а просто подлецы. Я их и тут вижу целые кучи. Да еще какие! Люди из песка сливки делают.

Присылать мне, кроме писем и телеграмм, ничего не нужно. А я вам кое-что постараюсь выслать. Тришина до сих пор нет здесь. Жуликоватый парень оказался.

Береги крепче мальчика, не допускай его до опасности.

Вчера, кажется, была пасха[645]. “Христос воскресе”! Вчера вечером мы посетили местного композитора Ант<она> Ал<ександровича> Эйхенвальда[646] и весь вечер слушали туркменскую, персидскую, китайскую, афганскую, узбекскую и татарскую музыку. Ты знаешь – это превосходно, настолько, что нельзя представить. Эйхенвальд собирает музыку 35 лет! Это не подделка, а натуральная народная музыка. Он водит знакомство с народными певцами (бахши) и записывает.

Я принял меры, чтобы списать несколько песен (ноты) и прислать тебе. Ты придешь в восторг. Это не хуже, а м<ожет> б<ыть> и лучше песен Шуберта и Грига. Есть совершенно воздушные, невесомые мелодии, как будто воздух летит над пустыней.

Обязательно постараюсь стащить для тебя 2–3 вещи. Уже 18 дней, как я уехал от вас![647] И еще осталось мне быть в одиночестве много дней.

Целую тебя… Целую Тотика в лоб.

Андрей.

Печатается по первой публикации: Архив. С. 507–509. Публикация Е. Роженцевой.

[182] М. А. и П. А. Платоновым