“…я прожил жизнь”. Письма. 1920–1950 гг.

15 апреля 1934 г. Ашхабад

Дорогая Муся, дорогой Тотик!

Завтра 16-го я уезжаю на 10 дней в Центральные Каракумы. Вернусь в Ашхабад дней через 10–11.

Сегодня перевел тебе ко дню рождения 400 р<ублей>[648] (раньше перевел 500 р<ублей>). Получила ли ты все 900 р<ублей>?

Еду я в пустыню один с автомобилем-грузовиком, который везет рабочих на серные рудники где-то в Дарвазе[649]. Путь будет идти по пескам, по линии колодцев[650] (через каждые 50–70 <километров> колодезь: яма с остатком весенней воды). Что увижу – напишу. Вчера был вместе с 3-мя писателями и археологом в ауле Багир[651] (30 км от Ашхабада). Там есть развалины двух древнейших городов: Несы Александрийской и мусульманского города. Древность этих городов – 2000–3000 лет. Нашел несколько маленьких осколков посуды того времени с расцветкой, привезу их в Москву.

Развалины очень красивы. Они лежат у подножья гор Копетдага, за этими горами персидский Хороссан (область), а лицом и укреплениями эти крепости-города обращены в пустыню Каракумов. Мы долго смотрели в пустыню с высот развалин Александра Македонского. Развалины (стены) глиняные, но страшно прочные. Вся Азия ведь глиняная, бедная и пустая[652].

Мы были до первых звезд. Пустыня под звездами произвела на меня огромное впечатление. Я кое-что понял, чего раньше не понимал.

Несколько раз мы пили кок-чай (зеленый чай без сахара) в чайханах аулов. Сидели на коврах среди стариков и беседовали. Здесь довольно много персов и курдов.

Муся! Напиши мне – стоит ли мне остаться здесь до 20/v (приеду в Москву тогда 26–27/v), тогда мне дадут еще денег и я смогу тебе перевести еще 1000–1500 руб<лей>, или не стоит и лучше выезжать 2–3/v домой. Напиши, мне трудно решить. Правда, мы очень бедные, но у нас кроме бедности есть еще и сердце, которое может сильно тосковать.

Как быть? Пиши. Вернувшись из пустыни, я застану твой ответ.

Целую вас, мои милые. Держитесь там благополучно. Живите мирно, не деритесь.

Андрей.

За несколько минут до отъезда в пустыню пишу эту записку.

Мне здесь вчера в достаточно серьезной форме было сделано предложение остаться надолго работать в Туркмении в качестве “министра без портфеля”. Это пустяки. Но важно, что я здесь, следовательно, не на плохом счету. Да это еще писатели мне мешают. Вот убогие люди! Здесь я их еще яснее разглядел, даже более, чем в Москве.

Ну, до свиданья, мои милые. Я несколько волнуюсь и не скрываю этого. Мне предстоит трехсуточная езда в Центральные Каракумы, а Каракумы не менее Сахары.

Трое суток на грузовике в глубь Сахары! Говорят, европеец обязательно по условиям климата покрывается фурункулами. Так что я буду первую неделю ходить в нарывах. Куда я еду, там нет ничего, кроме редких мутных колодцев, гадов-рептилий, неба и порожнего песка.

Целую обоих крепко и долго.

Андрей.

Впервые: Волга, 1975. С. 169 (фрагмент).

Печатается по: Архив. С. 510–511. Публикация Е. Роженцевой.

[183] М. А. Платоновой

20 апреля 1934 г. Байрам-Али

Телеграфируй срочно Байрамали. <До> востребования мне. Все ли благополучно.

Печатается по: ИМЛИ. Ф. 629. Оп. 3. Ед. хр. 14. Л. 25. Телеграмма.

[184] П. А. Платонову

27 апреля 1934 г. Ашхабад

Дорогой Тотик!

Сегодня я приехал из пустыни и получил твое письмо, где ты меня ругаешь. Я послал вам много писем. И тебе послал 50 р<ублей> еще 4 или 5 апреля. Неужели ты не получил еще денег? Это виноват не я, а почта. При этом посылаю в 2-х конвертах растения и цветы. Я их собрал в самой середине Каракумской пустыни. Они цвели, некоторые пахли. Но теперь уже посохли и их трудно узнать. Они живут мало, только весной; потом сохнут и ветер их сметает.

Сейчас я ехал трое суток и очень устал. Завтра отдохну и напишу большое письмо тебе и маме.

Твой отец

Андр. Платонов.

Печатается по первой публикации: Архив. С. 511. Публикация Е. Роженцевой.

Датируется условно – по содержанию письма.

[185] М. А. и П. А. Платоновым

28 апреля 1934 г. Ашхабад

Ашхабад, 28/iv 34.

Дорогие Муся и Тотик!

Я вернулся из своих поездок по Туркмении. Больше, может быть, не поеду никуда. Возвращаться думаю 2 или 3 мая. 2-го кончается мой срок. Но здесь в обязательном порядке оставляют пробыть на съезде туркменских писателей, который откроется 8/v[653], тогда я выеду в Москву 10 или 11/v (поезд идет в Москву 2 раза в неделю). Однако я думаю вырваться и уехать еще до съезда – 2 или 3 мая, тогда приеду 8, 9 или 10 мая в Москву. Как это выйдет – на днях сообщу.

От своих путешествий я сильно утомился. Ездить очень трудно, в особенности по пустыне, хотя я очень терпеливо переношу жару. В юго-восточных Каракумах (на карте ниже Чарджуя[654] по р<еке> Амударье) я первый увидал два ярких глаза в темной песчаной норе[655]. Бывший со мной директор песчаной станции[656] сказал, что это каракурт – редкий черный паук. А узбек-инженер, тоже бывший в нашей группе, убежал от страха: каракурт прыгает и укус его, говорят, смертелен.