Я пытаюсь восстановить черты. О Бабеле – и не только о нем

Наутро, после завтрака, я освоилась с гостиницей. Большую комнату занимала наша группа для работы, а в других жили сотрудники. Я привезла из Москвы техника-чертежника Антонину Дмитриевну Дудалеву, взявшую с собой семнадцатилетнего сына Виктора. Таким образом, работающих было человек восемь или девять, и все размещались для работы в одной большой комнате.

Мы с мамой отказались жить в комнате с окнами во двор и в пустующей гостинице выбрали уютную комнату поменьше, окна которой выходили на открытую террасу второго этажа, с нее и просматривался весь садик возле гостиницы, и открывался вид на море. В магазине купили электрическую плитку, большой и маленький чайник и кое-что из посуды, так что всегда могли дома пить чай и даже приготовить что-то на обед. Могли пойти и в ресторан, расположенный на нижнем этаже нашей гостиницы. Брали обычно салат из помидоров, свежих огурцов и сладкого перца и что-нибудь из мяса на второе. Лиду мама кормила чаще всего дома, покупая свежие продукты на базаре. Продавцов было гораздо больше, чем покупателей. Очень скоро после нашего приезда Новый Афон опустел. Старые курортники разъехались, новые не прибывали. Санатории закрылись, на пляжах — никого.

Управление строительством тоннелей находилось в Гудаутах, управление строительством железной дороги — в Сухуми. В Новом Афоне, кроме нашей группы, была размещена транспортная контора Метростроя с автобазой.

Мы с утра работали, часто выезжали на строительство тоннелей для осуществления авторского надзора и иногда в Гудауты или Сухуми на различные совещания. Я занималась тоннелями № 11 и № 12 на Мюссерском перевале между Гаграми и Гудаутами, иногда приходилось ночевать в Гаграх в пустой гостинице «Гагрипш». Пробирались в номера со свечками в полнейшей темноте.

Заснуть было невозможно: мешали воспоминания о приезде в Гагры с Бабелем, о нашей жизни именно в этой гостинице. Трудно представить себе Гагры с роскошной растительностью в цвету совершенно безлюдными. В Новом Афоне, кроме местного населения, все же были строители тоннелей № 13 и № 14, сотрудники нашей проектной группы и транспортной конторы, шныряли туда и обратно полуторки, изредка появлялись легковые машины начальства.

Проектной работы оказалось гораздо больше, чем первоначально предполагалось, так как из-за плохих карт местности ни один из порталов тоннелей, запроектированных в Москве, в натуре не попадал в нужное место. Все чертежи порталов тоннелей пришлось делать заново. Тоннели № 15 и № 16 в Эшерах частично попали в зону оползней. Припортальные участки этих тоннелей значительно усложнились и потребовали изменения. Тоннель № 14 в Новом Афоне одним концом выходил на территорию дачи Сталина, которой раньше не было. Пришлось изменить его трассу, отказаться от выемки, ввести галереи и траншеи как продолжение самого тоннеля, чтобы как можно меньше нарушать территорию участка, засаженного молодыми лимонными деревьями.

Когда выяснилось, что месячная моя командировка в Новый Афон переходит в необходимость работать там длительное время, а также что Метропроект в будущем может быть эвакуирован в Куйбышев, мы получили распоряжение главного инженера Метростроя Абрама Григорьевича Танкилевича оставаться на месте. Но ни у кого из нас не было теплых вещей. Тот же Танкилевич организовал пересылку нам теплых вещей из Москвы, это было поручено Метропроекту.

Родственников у меня в Москве не было, и я переслала ключи от квартиры Валентине Ароновне Мильман с просьбой собрать наши теплые вещи и передать их в Метропроект. Так же поступали и другие сотрудники нашей группы.

Валентина Ароновна, получив ключи от нашей квартиры, догадалась забрать и большой ковер на полу в моей комнате и отвезти его Эренбургу, чтобы утеплить пол комнаты, где он работал. Ему она отвезла и кофеварку, привезенную Бабелем в 1935 году из Парижа.

Мне было приятно, что ковер и кофеварка послужили Эренбургу а кроме того, эти вещи, в отличие от украденных соседями, вернулись в дом после нашего приезда.

Первый год войны мы прожили в Новом Афоне почти спокойно. Метропроект раз в месяц пересылал нам по почте зарплату, квартиры наши в Москве были забронированы решением Государственного Комитета Обороны (ГКО). Квартирную плату ежемесячно вносила бухгалтерия Метропроекта. Но военные сводки, которые мы в определенные часы бегали слушать в парк, где был репродуктор, были ужасные: наши войска отступали, и мы теряли много людей. Все мои братья были на войне, и никакой связи с ними не было. Настроение было подавленное, мама постоянно думала о сыновьях. Считая, что Бабель находится где-то в лагерях, за него я была даже более спокойна, потому что знала, что он непременно ушел бы на войну и мог бы погибнуть.