Читаем Я решил стать женщиной полностью

Измотанная съемкой Алексия и всем бесконечным рабочим днем, выжатой мочалкой около восьми вечера я вернулась домой. Я вылезла из машины, задрала голову..., окна нашей квартиры не светились уютным, ждущим меня огоньком. Я поднялась на четвертый этаж, открыла дверь..., ползает черепаха, бегает кошка. Ну что за блядство! Никого нет... Маша звонила мне днем, она ничего не говорила, что собирается куда-нибудь уехать..., сказала, что будет дома. Забрала она Лизу или нет?... Забрать ее из садика надо было до шести или, в крайнем случае, в семь... Уже восемь: Забрала она ее или нет? Я, скинув куртку, не разуваясь, вошла на кухню и села у телефона. Что делать? Бежать в детский сад за Лизой? Неожиданные исчезновения моей жены уже нельзя было назвать неожиданными, это происходило все чаще и чаще, но я никак не могла привыкнуть к этому. Я попыталась расслабиться, попыталась убедить себя, что все как обычно, ничего не случилось, Маша забрала Лизу, пошла по магазинам или к подружке... Не позвонила она мне - или забыла..., или пытается что-то мне доказать, показать, или проучить..., или по неизвестным никому причинам... Хрен с ней, лишь бы с ней и Лизой всё было хорошо. Но мое больное воображение уже ничем нельзя было остановить, оно рисовало страшные картины...

:моя любимая жена идет в детский сад за нашей маленькой девочкой: всегда такая невнимательная она не замечает машину, а одуревший и спешащий перед Новым годом водитель, не замечает ее маленькую фигурку: и вот она лежит на снегу... скорую вызвали, она все не едет: двадцать градусов мороза: травмы не страшные, но как холодно... пальцы побелели и уже не гнуться, они обморожены... уже сегодня ей ампутируют кисти рук...

Я вскочила и подбежала к окну, из него было видно сразу две ближайших улицы... Я вдавила нос в стекло, - вот она эта дорога к детскому саду: Нет, Маша нигде не лежала поблизости. Конечно, нет! Что за глупости! Ничего ей не ампутируют, просто она куда-то уехала к какой-нибудь своей подружке. Я опять попыталась себя успокоить.

Я включила чайник, налила себе чашку чая, но так и не сделала ни одного глотка. Блядство! Я начала звонить всем подряд знакомым, куда могла поехать моя дурная жена. <Нет, не приезжала>, - отвечали все и успокаивали. - <Ну, ты же знаешь Машу, она же всегда куда-то уезжает и никогда тебе не звонит...> Да, все это уже знали, не знала только этого я, и знать не хотела, и не понимала... Почему нельзя позвонить? Я посмотрела на часы: Полдевятого! Чего я сижу? А если она не забрала из садика Лизу? Как же она там? Сидит и плачет... Я побежала в детский сад, он был рядом через дорогу...

На воротах амбарный замок, я дернула калитку - закрыто. В двухэтажном типовом садике светились два окна. Я пошла вдоль забора, надеясь найти в нем традиционную дырку... Забор свернул, а тропинка так и бежала прямо не за компанию с оградой детского сада. Блядь, я шла уже по колено в сугробах, я думала, что выбежала на пять минут и надела кроссовки..., как мокро в них уже... и как холодно. Я обошла по периметру этот ебанный забор и вернулась всё к тем же самым воротам. Ладно, надо идти домой. Я еще раз посмотрела на желтые в зимней ночной темноте окна... А вдруг мою маленькую девочку не забрали, ее оставили со сторожем ночевать в саду. Уйду сейчас, а она совсем рядом, плачет и ждет своих родителей. А если сторож извращенец? Поэтому он и работает поближе к детям... Нет, только не это. Я посмотрела на забор - заостренные его пики где-то вверху сливались с абсолютно черным, без звезд, небом, садик платный - забор добротный...

Я порвала перчатки, но, конечно, я перелезла... Не как в цирке, без сальто и без ловких прыжков, но, кряхтя и раскорячив по забору ноги, я в итоге спрыгнула с него с другой стороны.

Мне открыла дверь удивленная, в накинутой телогрейке и в тапочках, пожилая плотная женщина с добрым лицом.

- Вы откуда? - испуганно спросила она.

- Я с забора. Извините, ради Бога, девочка из старшей группы не осталась случайно в садике? Дома никого нет..., - начала объяснять я.

- Нет, никого не осталось, - женщина растерянной рукой показала на детсадовские окна, а её доброе лицо покрыла извиняющаяся гримаса. - Сегодня всех забрали, во всех группах.

- Да?... Странно: Извините еще раз, с наступающим Вас..., - и я опять пошла преодолевать препятствие.

- Куда же Вы? Как же Вы перелезете? - крикнула мне вдогонку эта женщина.

- Перелезу...

- Дайте Вам открою, у меня ж ключи в кармане, - и она из телогрейки достала огромную связку. И в тапочках по морозу, переваливаясь "уткой", она суетливо побежала мне открывать калитку. "Плоскостопие... или старость?" - подумала я рассеянно.

Перейти на страницу:

Похожие книги

100 великих гениев
100 великих гениев

Существует много определений гениальности. Например, Ньютон полагал, что гениальность – это терпение мысли, сосредоточенной в известном направлении. Гёте считал, что отличительная черта гениальности – умение духа распознать, что ему на пользу. Кант говорил, что гениальность – это талант изобретения того, чему нельзя научиться. То есть гению дано открыть нечто неведомое. Автор книги Р.К. Баландин попытался дать свое определение гениальности и составить свой рассказ о наиболее прославленных гениях человечества.Принцип классификации в книге простой – персоналии располагаются по роду занятий (особо выделены универсальные гении). Автор рассматривает достижения великих созидателей, прежде всего, в сфере религии, философии, искусства, литературы и науки, то есть в тех областях духа, где наиболее полно проявились их творческие способности. Раздел «Неведомый гений» призван показать, как много замечательных творцов остаются безымянными и как мало нам известно о них.

Рудольф Константинович Баландин

Биографии и Мемуары
100 знаменитых отечественных художников
100 знаменитых отечественных художников

«Люди, о которых идет речь в этой книге, видели мир не так, как другие. И говорили о нем без слов – цветом, образом, колоритом, выражая с помощью этих средств изобразительного искусства свои мысли, чувства, ощущения и переживания.Искусство знаменитых мастеров чрезвычайно напряженно, сложно, нередко противоречиво, а порой и драматично, как и само время, в которое они творили. Ведь различные события в истории человечества – глобальные общественные катаклизмы, революции, перевороты, мировые войны – изменяли представления о мире и человеке в нем, вызывали переоценку нравственных позиций и эстетических ценностей. Все это не могло не отразиться на путях развития изобразительного искусства ибо, как тонко подметил поэт М. Волошин, "художники – глаза человечества".В творчестве мастеров прошедших эпох – от Средневековья и Возрождения до наших дней – чередовалось, сменяя друг друга, немало художественных направлений. И авторы книги, отбирая перечень знаменитых художников, стремились показать представителей различных направлений и течений в искусстве. Каждое из них имеет право на жизнь, являясь выражением творческого поиска, экспериментов в области формы, сюжета, цветового, композиционного и пространственного решения произведений искусства…»

Илья Яковлевич Вагман , Мария Щербак

Биографии и Мемуары
Жертвы Ялты
Жертвы Ялты

Насильственная репатриация в СССР на протяжении 1943-47 годов — часть нашей истории, но не ее достояние. В Советском Союзе об этом не знают ничего, либо знают по слухам и урывками. Но эти урывки и слухи уже вошли в общественное сознание, и для того, чтобы их рассеять, чтобы хотя бы в первом приближении показать правду того, что произошло, необходима огромная работа, и работа действительно свободная. Свободная в архивных розысках, свободная в высказываниях мнений, а главное — духовно свободная от предрассудков…  Чем же ценен труд Н. Толстого, если и его еще недостаточно, чтобы заполнить этот пробел нашей истории? Прежде всего, полнотой описания, сведением воедино разрозненных фактов — где, когда, кого и как выдали. Примерно 34 используемых в книге документов публикуются впервые, и автор не ограничивается такими более или менее известными теперь событиями, как выдача казаков в Лиенце или армии Власова, хотя и здесь приводит много новых данных, но описывает операции по выдаче многих категорий перемещенных лиц хронологически и по странам. После такой книги невозможно больше отмахиваться от частных свидетельств, как «не имеющих объективного значения»Из этой книги, может быть, мы впервые по-настоящему узнали о масштабах народного сопротивления советскому режиму в годы Великой Отечественной войны, о причинах, заставивших более миллиона граждан СССР выбрать себе во временные союзники для свержения ненавистной коммунистической тирании гитлеровскую Германию. И только после появления в СССР первых копий книги на русском языке многие из потомков казаков впервые осознали, что не умерло казачество в 20–30-е годы, не все было истреблено или рассеяно по белу свету.

Николай Дмитриевич Толстой , Николай Дмитриевич Толстой-Милославский

Биографии и Мемуары / Документальная литература / Публицистика / История / Образование и наука / Документальное