Читаем Я решил стать женщиной полностью

Мы подходили к дому, навстречу нам бежали наши девочки. Изольда вся в слезах отставала, платьице, привезенное из Германии, все испачкано, коленки черные, моя маленькая малышка успела шлепнуться. Нонна с напуганным, серьезным лицом: Мое сердце оборвалось, что-то случилось:

- Мама, Сергуня взял папин пистолет и куда-то ушел, - запыхавшись, Нонна сообщила всей улице то, за что запросто могли посадить. Это был не табельный пистолет, выдаваемый на корабле, из Германии был привезен этот заморский сувенир - армейский <Вальтер>. Нонна обычно никогда не выдавала брата, Изольда была ябедой и обычно прибегала ко мне: <Мама, я никому не расскажу, что Нонка с Сережкой воруют конфеты с елки>.

- Нонна, тише, - Серж присел на корточки. - Когда он ушел?

- Только что. Мы сразу к вам побежали, - Нона не выдержала и тоже расплакалась. - Папа, Сережке ничего за это не будет? Его не посадят за это в тюрьму?

- Всё будет хорошо. Мария, веди детей домой.

Серж нагнал его у ворот школы, в которой учились и мои девочки, и секретарем комсомольской организации, в которой был мой вооруженный в данный момент сын. С пистолетом в кармане комсомольский вожак шел убивать своего одноклассника, мой подрастающий рыцарь шел мстить за обиженную свою девушку. Несчастья не случилось, не выстрелил пистолет в этот раз. Не выстрелит он и в следующий: через двадцать пять лет, когда Ноннин сын, Игорь, вытащив его, спрятанный в стопках постельного белья, пойдет тоже защищать свою девушку во все ту же самую первую школу города Балтийска. История немецкого пистолета на этом закончится. Всегда разумная моя дочь Нонна в тот же день выбросит его в замасленное между военными кораблями море.

Я уложила девочек спать. Серж с сыном закрылся в комнате, мужской разговор происходил сейчас между ними. Я сидела уставшая, я думала о Серже, о детях, о своей семье, я вспомнила свою маму - завтра надо сходить на кладбище: Дверь скрипнула, ко мне в комнату радостная вбежала Изольда.

- Изочка, что ты не спишь, моя маленькая? Где твоя ночная рубашка?

- Бабуль, это не Изочка, это Лиза, моя дочка, - рядом с маленькой Изольдой стоял с ярко-рыжими волосами ее сын.

- Мама, ты узнаешь Лизу и Бориса? Это твоя правнучка, - в комнату с дымящейся сигаретой вошла теперь настоящая Изольда, настоящая: и совсем уже взрослая.

- Борька, ты что ли? Конечно, узнаю. Лизочка, моя маленькая. Как ты похожа на Изочку в детстве! - узнала я, наконец, свою правнучку.

- Бабуля, мы с Лизой пришли тебя поздравить с Новым годом, - внук сел рядом и крепко обнял меня, Лиза подошла и поцеловала меня в щеку.

- Бабушка, поздравляю тебя с Новым годом! Желаю тебе крепкого здоровья и счастья в личной жизни! Пух! - Лиза весело засмеялась и еще раз поцеловала меня в щеку. Эти детские поцелуи вначале моих детей, затем моих внуков и теперь уже правнуков наполняли всю мою жизнь особенным, понятным только для женщины смыслом:, смыслом и счастьем:

- Лиза, принеси бабушке подарки, - сказал своей дочке Борис.

- Борис, говори громче, бабушка ничего не слышит: и ничего не понимает.

- Мама, отстань от бабушки, доживи до девяноста двух лет, посмотрим, как ты будешь соображать, дай нам посидеть спокойно, - защитил меня мой внук.

- А это что за мужчина пришел с вами? - спросила я тревожно. В комнате правее от меня сидел незнакомый мужчина в костюме и галстуке и что-то рассказывал. - Он что-то говорит, не перебивайте его.

- Бабушка, это телевизор, - Борис меня обнял крепче и поцеловал. Я поискала глазами этого мужчину, но только его голова смогла уместиться в небольшом телевизоре. Мне стало стыдно, совсем уже выживаю из ума.

- И вправду телевизор, все я путаю в последнее время, - мое сознание окончательно вернулось ко мне, вернулось с болью:, с болью, пронизывающей все тело. Болели ноги, все суставы ломило, ужасно ныла спина, и ужасную боль я ощущала чуть выше попы в крестце, в этом месте нестерпимо горело, болело так, как будто меня резали на кусочки, невозможно было пошевелиться. Проклятая старость!

- Как дела, бабуля? - внук по-прежнему обнимал меня, он всегда, когда приходил, все время сидел рядом со мной, разговаривал, прижимал к себе и бесконечно целовал меня в щеку. Мне становилось уютно, я начинала чувствовать себя маленькой:, маленькой, защищенной девочкой:, я немножко забывала про боль, ко мне возвращалось ощущение семьи:, возвращалось и желание жить.

* * * * *

- Бабуся, с Новым годом! Просыпайся. Ты спишь?

- Баба Маня, с Новым годом! - пропищала рядом со мной Лиза.

Перейти на страницу:

Похожие книги

100 великих гениев
100 великих гениев

Существует много определений гениальности. Например, Ньютон полагал, что гениальность – это терпение мысли, сосредоточенной в известном направлении. Гёте считал, что отличительная черта гениальности – умение духа распознать, что ему на пользу. Кант говорил, что гениальность – это талант изобретения того, чему нельзя научиться. То есть гению дано открыть нечто неведомое. Автор книги Р.К. Баландин попытался дать свое определение гениальности и составить свой рассказ о наиболее прославленных гениях человечества.Принцип классификации в книге простой – персоналии располагаются по роду занятий (особо выделены универсальные гении). Автор рассматривает достижения великих созидателей, прежде всего, в сфере религии, философии, искусства, литературы и науки, то есть в тех областях духа, где наиболее полно проявились их творческие способности. Раздел «Неведомый гений» призван показать, как много замечательных творцов остаются безымянными и как мало нам известно о них.

Рудольф Константинович Баландин

Биографии и Мемуары
100 знаменитых отечественных художников
100 знаменитых отечественных художников

«Люди, о которых идет речь в этой книге, видели мир не так, как другие. И говорили о нем без слов – цветом, образом, колоритом, выражая с помощью этих средств изобразительного искусства свои мысли, чувства, ощущения и переживания.Искусство знаменитых мастеров чрезвычайно напряженно, сложно, нередко противоречиво, а порой и драматично, как и само время, в которое они творили. Ведь различные события в истории человечества – глобальные общественные катаклизмы, революции, перевороты, мировые войны – изменяли представления о мире и человеке в нем, вызывали переоценку нравственных позиций и эстетических ценностей. Все это не могло не отразиться на путях развития изобразительного искусства ибо, как тонко подметил поэт М. Волошин, "художники – глаза человечества".В творчестве мастеров прошедших эпох – от Средневековья и Возрождения до наших дней – чередовалось, сменяя друг друга, немало художественных направлений. И авторы книги, отбирая перечень знаменитых художников, стремились показать представителей различных направлений и течений в искусстве. Каждое из них имеет право на жизнь, являясь выражением творческого поиска, экспериментов в области формы, сюжета, цветового, композиционного и пространственного решения произведений искусства…»

Илья Яковлевич Вагман , Мария Щербак

Биографии и Мемуары
Жертвы Ялты
Жертвы Ялты

Насильственная репатриация в СССР на протяжении 1943-47 годов — часть нашей истории, но не ее достояние. В Советском Союзе об этом не знают ничего, либо знают по слухам и урывками. Но эти урывки и слухи уже вошли в общественное сознание, и для того, чтобы их рассеять, чтобы хотя бы в первом приближении показать правду того, что произошло, необходима огромная работа, и работа действительно свободная. Свободная в архивных розысках, свободная в высказываниях мнений, а главное — духовно свободная от предрассудков…  Чем же ценен труд Н. Толстого, если и его еще недостаточно, чтобы заполнить этот пробел нашей истории? Прежде всего, полнотой описания, сведением воедино разрозненных фактов — где, когда, кого и как выдали. Примерно 34 используемых в книге документов публикуются впервые, и автор не ограничивается такими более или менее известными теперь событиями, как выдача казаков в Лиенце или армии Власова, хотя и здесь приводит много новых данных, но описывает операции по выдаче многих категорий перемещенных лиц хронологически и по странам. После такой книги невозможно больше отмахиваться от частных свидетельств, как «не имеющих объективного значения»Из этой книги, может быть, мы впервые по-настоящему узнали о масштабах народного сопротивления советскому режиму в годы Великой Отечественной войны, о причинах, заставивших более миллиона граждан СССР выбрать себе во временные союзники для свержения ненавистной коммунистической тирании гитлеровскую Германию. И только после появления в СССР первых копий книги на русском языке многие из потомков казаков впервые осознали, что не умерло казачество в 20–30-е годы, не все было истреблено или рассеяно по белу свету.

Николай Дмитриевич Толстой , Николай Дмитриевич Толстой-Милославский

Биографии и Мемуары / Документальная литература / Публицистика / История / Образование и наука / Документальное