Читаем Я решил стать женщиной полностью

Ну, какой приятной может быть жена! Я лежала и даже не пыталась ничего представлять дополнительно, я не нуждалась в эротических фантазиях, до того мне было хорошо. И чёрт меня дернул открыть глаза и скользнуть взглядом по с широко открытым ртом моей благоверной супруге. Я хотела благодарно восхититься ее красотой, получить оргазм с мыслью о прекрасном лице моей спутницы жизни. Увидела я нахмуренный лоб и сосредоточенный на чём-то взгляд, моя жена думала в данный момент совсем не о сексе. Нет-нет-нет, зря я посмотрела, надо скорее забыть это <чудесное видение>. Я закрыла глаза и быстренько воспроизвела в сознании круглую Катину попу. Повертев ее и рассмотрев с разных сторон, я добавила к ней в компанию, увиденную в этот день на улице красивую негритянку. Но эта великолепная пара меня уже абсолютно не радовала, Маша с нахмуренным лбом загораживала все хорошие виды, я все равно продолжала мучиться мыслью, - о чем таком важном думает с такой маленькой головой моя жена, с такой маленькой головой обычно думать вообще никому не удаётся.

- Маша, что-то случилось? Ты о чём-то думаешь? - Маша вздрогнула, как будто застигнутая врасплох на месте преступления.

- Заечкин, ты чего глаза раскрыл?: Просто я вспомнила:, я в магазин ходила и опять забыла моркву купить. Придётся с утра идти покупать. А то, как я завтра суп с фрикадельками сделаю?

- Тьфу ты, черт! Надо же было спросить:, - огорчилась окончательно я, суп с фрикадельками в этот раз меня совсем не обрадовал.

- Всё-всё-всё, заечкин! Давай, закрывай глаза. Я тебе всё сейчас доделаю.

Как романтично, блядь! А как хорошо всё начиналось, оргазм был так близок. Я закрыла глаза, но даже всегда сговорчивая Катина задница не хотела мне помочь сосредоточиться. Живущий своей жизнью членик, неумолимо стал уменьшаться в размерах, весь от досады сморщился, ему стало невыносимо обидно от поражения в конкуренции с жалкой морковью. Почему он уменьшается, но никогда не исчезает? Потрахался парень, превращайся в пизду. Не порть мой внешний вид, не мешай мне жить.

- Всё, Маша, ладно: потом как-нибудь.

- Но Заечкин, не злись. Я разве виновата, что вспомнила о морковке.

- С членом во рту - это лучшая мысль. Я не злюсь, давай спать, - я поцеловала Машу - типа всё хорошо, и улетела смотреть свои сны.

* * * * *

До девятого января, дня рождения моей дочки, мы прожили мирной, без конфликтов, хорошей семейной жизнью. Мы отпраздновали шумной детской компанией этот день. На следующий день должен был приехать мой отец поздравить свою внучку.

С утра я собиралась на работу, я уже приняла душ и сидела, ела привычно для меня подгоревшую молочную рисовую кашу. Заботливая Маша мне варила ее каждое утро, и каждое утро, брошенная на произвол газовой плиты, а Маша была знакома только с двумя режимами ее работы - ВЫКЛ. и ВКЛ. на полную мощность, середины не существовало: так вот, брошенная на произвол газовой плиты каша, в итоге, напоминала о себе удушливым запахом бушующего на кухне пожара. Сгоревшая каша давно перестала быть причиной наших конфликтов, привыкла я и к ней. Раньше я пыталась убедить свою любимую жену совсем ее мне не варить. Я говорила, что могу сварить ее сама, я все-таки жила когда-то одна, я даже варенье на зиму всегда делала - черную смородину, клубнику и малину, протертую с сахаром обязательно, я всегда готовлю с удовольствием. Только первые блюда я не люблю готовить, грибной и фасолевый супы, - это всё, что я могу приготовить хорошо из первых блюд. Робко, иногда не очень я пыталась объяснить, что каша не варится сама по себе, что, конечно, блюдо это очень простое, но появляется оно на свет не путем смешивания крупы с молоком, что требуется еще пара минут движений ложкой. <Маша, ну, не вари ты её. Я сама сварю кашу и себе, и Лизе, и тебе. Ребенок давится каждое утро, дети вообще кашу не любят, а такое воняющее крематорием блюдо вызывает только тошноту>.

Ох!: Маша-Каша: - это только рифма, в жизни они совсем не дружили.

Я не спеша доедала свою утреннюю пайку, аккуратно выковыривая среди белых пупырышек-рисинок, оторванные от горелого дна черные ошмётки и с недоумением вычисляла возможные цели Машиных действий, - Маша с самого утра уже готовила ужин и собиралась жарить свинину в тесте. Зачем ее жарить с раннего утра для позднего праздничного ужина? Для того, чтобы она засохла и стала невкусной? Нет, это, конечно, мне в голову не приходило. Логичное мое предчувствие - моя жена опять хочет куда-то смыться. С какой целью она хочет это сделать, я уже не задавала себе такой вопрос.

- Маша, дедушка только в семь придет, ведь мясо будет невкусным, давай вечером поджарим, - Маша молча, стоя ко мне спиной терзала куски мяса: и не отвечала. - Маша, ты вечером никуда не собираешься?

- Нет, я никуда не собираюсь, - зло протявкала мне в ответ Маша.

Перейти на страницу:

Похожие книги

100 великих гениев
100 великих гениев

Существует много определений гениальности. Например, Ньютон полагал, что гениальность – это терпение мысли, сосредоточенной в известном направлении. Гёте считал, что отличительная черта гениальности – умение духа распознать, что ему на пользу. Кант говорил, что гениальность – это талант изобретения того, чему нельзя научиться. То есть гению дано открыть нечто неведомое. Автор книги Р.К. Баландин попытался дать свое определение гениальности и составить свой рассказ о наиболее прославленных гениях человечества.Принцип классификации в книге простой – персоналии располагаются по роду занятий (особо выделены универсальные гении). Автор рассматривает достижения великих созидателей, прежде всего, в сфере религии, философии, искусства, литературы и науки, то есть в тех областях духа, где наиболее полно проявились их творческие способности. Раздел «Неведомый гений» призван показать, как много замечательных творцов остаются безымянными и как мало нам известно о них.

Рудольф Константинович Баландин

Биографии и Мемуары
100 знаменитых отечественных художников
100 знаменитых отечественных художников

«Люди, о которых идет речь в этой книге, видели мир не так, как другие. И говорили о нем без слов – цветом, образом, колоритом, выражая с помощью этих средств изобразительного искусства свои мысли, чувства, ощущения и переживания.Искусство знаменитых мастеров чрезвычайно напряженно, сложно, нередко противоречиво, а порой и драматично, как и само время, в которое они творили. Ведь различные события в истории человечества – глобальные общественные катаклизмы, революции, перевороты, мировые войны – изменяли представления о мире и человеке в нем, вызывали переоценку нравственных позиций и эстетических ценностей. Все это не могло не отразиться на путях развития изобразительного искусства ибо, как тонко подметил поэт М. Волошин, "художники – глаза человечества".В творчестве мастеров прошедших эпох – от Средневековья и Возрождения до наших дней – чередовалось, сменяя друг друга, немало художественных направлений. И авторы книги, отбирая перечень знаменитых художников, стремились показать представителей различных направлений и течений в искусстве. Каждое из них имеет право на жизнь, являясь выражением творческого поиска, экспериментов в области формы, сюжета, цветового, композиционного и пространственного решения произведений искусства…»

Илья Яковлевич Вагман , Мария Щербак

Биографии и Мемуары
Жертвы Ялты
Жертвы Ялты

Насильственная репатриация в СССР на протяжении 1943-47 годов — часть нашей истории, но не ее достояние. В Советском Союзе об этом не знают ничего, либо знают по слухам и урывками. Но эти урывки и слухи уже вошли в общественное сознание, и для того, чтобы их рассеять, чтобы хотя бы в первом приближении показать правду того, что произошло, необходима огромная работа, и работа действительно свободная. Свободная в архивных розысках, свободная в высказываниях мнений, а главное — духовно свободная от предрассудков…  Чем же ценен труд Н. Толстого, если и его еще недостаточно, чтобы заполнить этот пробел нашей истории? Прежде всего, полнотой описания, сведением воедино разрозненных фактов — где, когда, кого и как выдали. Примерно 34 используемых в книге документов публикуются впервые, и автор не ограничивается такими более или менее известными теперь событиями, как выдача казаков в Лиенце или армии Власова, хотя и здесь приводит много новых данных, но описывает операции по выдаче многих категорий перемещенных лиц хронологически и по странам. После такой книги невозможно больше отмахиваться от частных свидетельств, как «не имеющих объективного значения»Из этой книги, может быть, мы впервые по-настоящему узнали о масштабах народного сопротивления советскому режиму в годы Великой Отечественной войны, о причинах, заставивших более миллиона граждан СССР выбрать себе во временные союзники для свержения ненавистной коммунистической тирании гитлеровскую Германию. И только после появления в СССР первых копий книги на русском языке многие из потомков казаков впервые осознали, что не умерло казачество в 20–30-е годы, не все было истреблено или рассеяно по белу свету.

Николай Дмитриевич Толстой , Николай Дмитриевич Толстой-Милославский

Биографии и Мемуары / Документальная литература / Публицистика / История / Образование и наука / Документальное