Читаем Я решил стать женщиной полностью

- А вот этот его снимок, помнишь? - Костик продолжал докладывать о результатах своего расследования. Я даже не ожидала, что один человек может быть так во всем виноват.

- Костик, я так пристально не слежу за творчеством своих коллег. Я и журналов то никаких не покупаю, - про журналы я уже говорила сегодня кому-то.

- Этот снимок - это же плагиат с Ньютона*! - начиналась новая бесконечная тема.

- Хуй с ним с Ньютоном: и с Королевым тоже. Костик, твои картинки самые лучшие, Ньютон с Королёвым отдыхают, - постаралась польстить и успокоить я Рынкова.

- Да, ладно, Борян, - засмущался Костик, поверив в мой комплимент.

- Ладно, Костик, пока: прощаюсь: пойду ребенком заниматься, - и с нехорошим чувством я положила трубку.

* * * * *

После Нового года почти весь январь тянулся кажущимся бесконечным <мертвым сезоном>: не в смысле обилия вокруг вас покойников, а в смысле отсутствия у нас заказчиков. До пятнадцатого можно было даже не дергаться, и не выглядывать нетерпеливо в окошко и не брать с надеждой телефонную трубку, никто не позвонит и не осчастливит Вас высокооплачиваемой работой, из года в год эти две недели активно используемы всеми для отдыха или пассивно для ничегонеделанья. С середины января, наконец, что-то всё-таки начинало неожиданно выскакивать, в виде опоздавших снять до Нового года какую-нибудь глупую рекламу клиентов.

Вот и сегодня мы снимали не для ахти какого журнала <Здоровье> их взывающую к здоровому образу жизни обложку. Январский номер уважаемая редакция вышеупомянутого журнала заказала снять аж нескольким фотографам ещё в ноябре, чтобы потом выбрать из них одного лучшего на целый год, типа организовали тендер*. Помню в их числе товарища Преображенского, это такой фотограф-задохлик в обязательной кожаной жилетке и озабоченным собственной важностью лицом. Запомнила я его по причине необыкновенной звучности его фамилии, и, кроме того, знала я его уже по рассказу одной своей знакомой визажистки Оксаны Дробышевой, очень красивой девушки с чуть азиатской внешностью. Она поработала вместе с Преображенским на какой-то съёмке, и он через неделю после неё осчастливил Оксану приглашением в ресторан. <А чего не пойти?> - логично оценила эту ситуацию она, рассказывая эту историю мне. - <Фотограф, вроде как мой заказчик, схожу, думаю, вдруг будет приглашать на хорошие съёмки>.

Они долго сидели за столиком и что-то нудно и напряжённо ели. Товарищ Преображенский смелости набрался пригласить шикарную барышню в ресторан, а на всё остальное духу у него не хватило, и заволновался парень, не зная, что делать дальше с не по зубам красивой для него девушкой. И разозлился он на себя за это: Ещё больше он разозлился на красивую Оксану, неторопливо ковырявшую в своей тарелке костлявую форель: и на эту форель разозлился тоже, он за неё заплатил, чтобы показать какой он кавалер <с возможностями>, чтобы Оксана ела и благодарно смотрела на него с восхищением: Оксана ела, некрасиво лежащую на развёрнутой фольге со сморщенными запеченными овощами эту рыбину и на Преображенского почти не смотрела, и в редких её взглядах не было ожидаемого им восхищения, только вежливость, а в её словах желания, только смущённая растерянность. И злится товарищ Преображенский дальше: Привычно разозлился он на скромное своё материальное положение: и на свою чрезвычайную и некрасивую заморенность, и на сковавшую, от этих неожиданно вылезших в его мозгу беспощадных, уничтожающих самолюбие самооценок, робость: и заодно на весь окружающий мир. На всех успел разозлиться худенький Преображенский, на всех у него хватило говна в его маленьком костлявом, как в съедаемой Оксаной форели, теле. Всё это никак не складывалось в его же собственном представлении в гармоничную пару с яркой красотой рядом сидящей девушки: и он сорвался, не выдержал бесперспективности для себя ситуации.

- Кто ты такая? - неожиданно зло начал он. - Почему ты не принесла своё портфолио на встречу со мной? Я известный фотограф, а ты? Кто ты? Начинающая визажистка, приходишь на встречу со мной без портфолио.

- Ты ничего не говорил про портфолио, и мы уже работали с тобой вместе, ты знаешь уже, как я работаю. И я не начинающая, - возразила вначале робко Оксана своему несостоявшемуся ухажёру. - Я уже два года работаю визажистом в хорошем салоне. <Бьюти> - шикарный салон, - попыталась защититься репутацией своего салона Оксана.

- Ты знаешь, для каких журналов я снимаю? - продолжал высказывать вслух свои неуёмные амбиции товарищ Преображенский. - Ты что, не хочешь больше работать со мной? Да, кто ты такая?

- Да, успокойся ты, - тут добрая Оксана хотела по-женски поддержать уязвлённое самолюбие амбициозного фотографа, но добрые слова так и не слетели с её красивых пухлых губ. Она положила деньги на стол за недоеденный ужин и ушла в свою жизнь подальше от больных идиотов.

Оксана была девушкой, которая мне тоже очень нравилась, она не могла не нравиться. Я даже описывать её не буду, скажу только, что выглядела она материализовавшейся прекрасной мечтой страстного человека, знающего толк в женщинах.

Перейти на страницу:

Похожие книги

100 великих гениев
100 великих гениев

Существует много определений гениальности. Например, Ньютон полагал, что гениальность – это терпение мысли, сосредоточенной в известном направлении. Гёте считал, что отличительная черта гениальности – умение духа распознать, что ему на пользу. Кант говорил, что гениальность – это талант изобретения того, чему нельзя научиться. То есть гению дано открыть нечто неведомое. Автор книги Р.К. Баландин попытался дать свое определение гениальности и составить свой рассказ о наиболее прославленных гениях человечества.Принцип классификации в книге простой – персоналии располагаются по роду занятий (особо выделены универсальные гении). Автор рассматривает достижения великих созидателей, прежде всего, в сфере религии, философии, искусства, литературы и науки, то есть в тех областях духа, где наиболее полно проявились их творческие способности. Раздел «Неведомый гений» призван показать, как много замечательных творцов остаются безымянными и как мало нам известно о них.

Рудольф Константинович Баландин

Биографии и Мемуары
100 знаменитых отечественных художников
100 знаменитых отечественных художников

«Люди, о которых идет речь в этой книге, видели мир не так, как другие. И говорили о нем без слов – цветом, образом, колоритом, выражая с помощью этих средств изобразительного искусства свои мысли, чувства, ощущения и переживания.Искусство знаменитых мастеров чрезвычайно напряженно, сложно, нередко противоречиво, а порой и драматично, как и само время, в которое они творили. Ведь различные события в истории человечества – глобальные общественные катаклизмы, революции, перевороты, мировые войны – изменяли представления о мире и человеке в нем, вызывали переоценку нравственных позиций и эстетических ценностей. Все это не могло не отразиться на путях развития изобразительного искусства ибо, как тонко подметил поэт М. Волошин, "художники – глаза человечества".В творчестве мастеров прошедших эпох – от Средневековья и Возрождения до наших дней – чередовалось, сменяя друг друга, немало художественных направлений. И авторы книги, отбирая перечень знаменитых художников, стремились показать представителей различных направлений и течений в искусстве. Каждое из них имеет право на жизнь, являясь выражением творческого поиска, экспериментов в области формы, сюжета, цветового, композиционного и пространственного решения произведений искусства…»

Илья Яковлевич Вагман , Мария Щербак

Биографии и Мемуары
Жертвы Ялты
Жертвы Ялты

Насильственная репатриация в СССР на протяжении 1943-47 годов — часть нашей истории, но не ее достояние. В Советском Союзе об этом не знают ничего, либо знают по слухам и урывками. Но эти урывки и слухи уже вошли в общественное сознание, и для того, чтобы их рассеять, чтобы хотя бы в первом приближении показать правду того, что произошло, необходима огромная работа, и работа действительно свободная. Свободная в архивных розысках, свободная в высказываниях мнений, а главное — духовно свободная от предрассудков…  Чем же ценен труд Н. Толстого, если и его еще недостаточно, чтобы заполнить этот пробел нашей истории? Прежде всего, полнотой описания, сведением воедино разрозненных фактов — где, когда, кого и как выдали. Примерно 34 используемых в книге документов публикуются впервые, и автор не ограничивается такими более или менее известными теперь событиями, как выдача казаков в Лиенце или армии Власова, хотя и здесь приводит много новых данных, но описывает операции по выдаче многих категорий перемещенных лиц хронологически и по странам. После такой книги невозможно больше отмахиваться от частных свидетельств, как «не имеющих объективного значения»Из этой книги, может быть, мы впервые по-настоящему узнали о масштабах народного сопротивления советскому режиму в годы Великой Отечественной войны, о причинах, заставивших более миллиона граждан СССР выбрать себе во временные союзники для свержения ненавистной коммунистической тирании гитлеровскую Германию. И только после появления в СССР первых копий книги на русском языке многие из потомков казаков впервые осознали, что не умерло казачество в 20–30-е годы, не все было истреблено или рассеяно по белу свету.

Николай Дмитриевич Толстой , Николай Дмитриевич Толстой-Милославский

Биографии и Мемуары / Документальная литература / Публицистика / История / Образование и наука / Документальное