Читаем Я решил стать женщиной полностью

Я опять подъехала к психушке на Потешной. В ворота танком я уже не пыталась въехать и скромно поставила машину на свободное у ворот место. Теперь я шла на прием к психоэндокринологу. Я записалась на прием к Василенко Любовь Михайловне и уже опаздывала к назначенному времени. Тот же корпус, уже всё знаю и не новичком нахожу нужное отделение. В дверях сталкиваюсь с двумя девушками. В другом месте не обратила бы на них внимания. Здесь пониманию, что девушки эти того же самого происхождения, что и я, происходили они от мужчины. Одна - азиатка, они все на одно лицо, скулы, узкие глазки, но: очень женственная, без своей подружки она не обратила бы на себя внимания даже здесь. Вторая, с непропорционально длинной шеей, с большим напоказ кадыком посередине, волосы в хвостике, челка, дешевые шмотки, юбка неизвестных времен покроя, - но все равно парень, обычный дефективный парень. Мы замерли, как по команде:, посмотрели оценивающе друг на друга, и я вошла в дверь.

- Вы ко мне? - не поворачивая головы, спросила меня женщина в белом халате, сидящая за столом.

- Я к Любовь Михайловне. Здрасьте!

- Здравствуйте! Это я, - поздоровался со мной затылок с рыжим пучком. - Проходите, садитесь. Посидите одну минуточку, я отбегу на секундочку.

- Хорошо, посижу, - послушно согласилась я.

Любовь Михайловна, посуетившись напоследок над своим столом, вышла из кабинета. Не было ее сорок минут! Такое отношение к клиенту было доброй традицией в этом замечательном месте. У трансика же здесь решается жизнь, решается его пол, врачи вершат его судьбой, - он все потерпит, не только подождет сорок минут. У меня ничего не решалось, поэтому я не хотела никого ждать и приготовилась уже злиться. Я сидела в небольшом темном кабинете, грязные окна не давали возможности радоваться свету, а включенную лампочку я так никогда и не увидела в мрачной келье Любовь Михайловны. Дверь приоткрылась, вначале осторожно появились узкие глазки, потом смело и с шумом в кабинет вошли две мои, встреченные на лестнице <подружки>.

- Привет! - азиатка была явно главной в этой паре, голос у нее был абсолютно женский, но она постоянно добавляла к нему чересчур театральные интонации, как в детском спектакле.

- Здрасьте! - я испуганно смотрела на эту пару, я еще никогда не общалась с транссексуалками, мне было неловко.

- Мы увидели, что Василенко вышла, решили зайти познакомиться со своей подружкой, - объяснили они своё появление в кабинете.

- Со мной что ли? - испугалась я ещё больше.

- Ну, а с кем же, девочка?

- Ну, здрасьте! - я с перепугу поздоровалась еще раз.

- Здоровались. Ну, чего ты боишься? Мы не укусим. Меня зовут Ириша, - представилась женственная азиатка.

- А меня Евгения, - Евгенией назвалась нескладная девушка с кадыком. Пока мы разговаривали с Иришей, она молчала, но свой вклад в наш разговор она делала отчаянной жестикуляцией, как будто переводя Иришу для меня глухонемой.

- А меня Борис, - представилась было я:

- Нет, нет, нет, - запротестовали хором девочки, - Нет, как твое настоящее имя? Тебя же называют как-нибудь по-другому? - я понимала, о чем идет речь, но Олей меня называла только Катя, ну, может быть, еще пара человек, но это было мое имя для внутреннего пользования.

- Ну: Олей меня иногда называют, - неуверенно призналась я.

- Оля, - радостно повторили они. - Оля - красивое имя, тебе идет. А ты после SRS?

- Нет, я ничего не делала, я в первый раз пришла сюда к Василенко.

- А я уже несколько лет назад сделала операцию, делала у Акопяна, тогда только у него делали. Из сигмовидной кишки сделали мне, - похвасталась Ириша своим устройством пизды.

- Здорово, - неопределенно сказала я. Меня пока не устраивала пизда не из кишок, не из наизнанку вывернутого члена.

- А я тоже пока ничего не делала, я деньги коплю на комиссию и на операцию, - Евгения жеманно подергала своими руками в такт своим словам, опять переводит.

- Я шефство над ней взяла, по врачам вожу, а то ее отшивают отовсюду. А можно твою грудь потрогать? - неожиданно попросила Ириша.

- Потрогай, - мне не хотелось, чтобы кто-то трогал мою грудь, но отказать было неудобно. Руки потянули ко мне сразу обе.

- У тебя нормальная грудь, больше чем, у меня, - Ириша, как на приеме у врача внимательно ощупала мою грудь.

- А у меня вообще не растет. Я пью, пью гормоны, а она у меня чуть припухла и всё. Придётся ещё копить деньги и на операцию груди, буду делать себе силиконовую, - Евгения теперь, как будто танцуя цыганочку, трясла своей не выросшей грудью.

Они еще долго мучили меня своими вопросами, все сорок минут, порядком надоев мне. Наконец, вернулась доктор.

- Что, Ириша, подружку нашли? - <На хуй таких подружек>, - зло подумала я.

- К Вам как придешь, так обязательно кого-нибудь встретишь. Всё, спасибо Вам, Любовь Михайловна, мы пойдем. До свидания, - они заискивающе раскланивались, и бочком, бочком вышли из кабинета.

- Познакомились? - без интереса спросила меня Любовь Михайловна, суетливо раскладывая на столе какие-то новые бумажки.

- Ну, так: Да, - неопределенно ответила я.

- Давайте приступим. Как мне Вас называть?

Перейти на страницу:

Похожие книги

100 великих гениев
100 великих гениев

Существует много определений гениальности. Например, Ньютон полагал, что гениальность – это терпение мысли, сосредоточенной в известном направлении. Гёте считал, что отличительная черта гениальности – умение духа распознать, что ему на пользу. Кант говорил, что гениальность – это талант изобретения того, чему нельзя научиться. То есть гению дано открыть нечто неведомое. Автор книги Р.К. Баландин попытался дать свое определение гениальности и составить свой рассказ о наиболее прославленных гениях человечества.Принцип классификации в книге простой – персоналии располагаются по роду занятий (особо выделены универсальные гении). Автор рассматривает достижения великих созидателей, прежде всего, в сфере религии, философии, искусства, литературы и науки, то есть в тех областях духа, где наиболее полно проявились их творческие способности. Раздел «Неведомый гений» призван показать, как много замечательных творцов остаются безымянными и как мало нам известно о них.

Рудольф Константинович Баландин

Биографии и Мемуары
100 знаменитых отечественных художников
100 знаменитых отечественных художников

«Люди, о которых идет речь в этой книге, видели мир не так, как другие. И говорили о нем без слов – цветом, образом, колоритом, выражая с помощью этих средств изобразительного искусства свои мысли, чувства, ощущения и переживания.Искусство знаменитых мастеров чрезвычайно напряженно, сложно, нередко противоречиво, а порой и драматично, как и само время, в которое они творили. Ведь различные события в истории человечества – глобальные общественные катаклизмы, революции, перевороты, мировые войны – изменяли представления о мире и человеке в нем, вызывали переоценку нравственных позиций и эстетических ценностей. Все это не могло не отразиться на путях развития изобразительного искусства ибо, как тонко подметил поэт М. Волошин, "художники – глаза человечества".В творчестве мастеров прошедших эпох – от Средневековья и Возрождения до наших дней – чередовалось, сменяя друг друга, немало художественных направлений. И авторы книги, отбирая перечень знаменитых художников, стремились показать представителей различных направлений и течений в искусстве. Каждое из них имеет право на жизнь, являясь выражением творческого поиска, экспериментов в области формы, сюжета, цветового, композиционного и пространственного решения произведений искусства…»

Илья Яковлевич Вагман , Мария Щербак

Биографии и Мемуары
Жертвы Ялты
Жертвы Ялты

Насильственная репатриация в СССР на протяжении 1943-47 годов — часть нашей истории, но не ее достояние. В Советском Союзе об этом не знают ничего, либо знают по слухам и урывками. Но эти урывки и слухи уже вошли в общественное сознание, и для того, чтобы их рассеять, чтобы хотя бы в первом приближении показать правду того, что произошло, необходима огромная работа, и работа действительно свободная. Свободная в архивных розысках, свободная в высказываниях мнений, а главное — духовно свободная от предрассудков…  Чем же ценен труд Н. Толстого, если и его еще недостаточно, чтобы заполнить этот пробел нашей истории? Прежде всего, полнотой описания, сведением воедино разрозненных фактов — где, когда, кого и как выдали. Примерно 34 используемых в книге документов публикуются впервые, и автор не ограничивается такими более или менее известными теперь событиями, как выдача казаков в Лиенце или армии Власова, хотя и здесь приводит много новых данных, но описывает операции по выдаче многих категорий перемещенных лиц хронологически и по странам. После такой книги невозможно больше отмахиваться от частных свидетельств, как «не имеющих объективного значения»Из этой книги, может быть, мы впервые по-настоящему узнали о масштабах народного сопротивления советскому режиму в годы Великой Отечественной войны, о причинах, заставивших более миллиона граждан СССР выбрать себе во временные союзники для свержения ненавистной коммунистической тирании гитлеровскую Германию. И только после появления в СССР первых копий книги на русском языке многие из потомков казаков впервые осознали, что не умерло казачество в 20–30-е годы, не все было истреблено или рассеяно по белу свету.

Николай Дмитриевич Толстой , Николай Дмитриевич Толстой-Милославский

Биографии и Мемуары / Документальная литература / Публицистика / История / Образование и наука / Документальное