Читаем Я решил стать женщиной полностью

- Мы на съемку, - ответила я, и показала свое академическое удостоверение. Оно не давало мне никаких прав снимать, но все-таки объясняло причину моего присутствия в стенах академии. Сотрудник ФСО посмотрел удостоверение, потом на меня. Поморщился.

- В списках прессы вы есть? - спросил он.

- Нет. Нам заказал съемку Вешняков, - соврала я, не став перечислять фамилии академических чиновников, которые со мной договаривались и, на которых охраннику было глубоко наплевать, и назвала сразу фамилию Председателя Центризбиркома.

- Если в списках нет, тогда снимать нельзя, - и лицо охранника приняло привычную для неё кирпичную форму.

- Хорошо, - я пожала плечами. - Мне наплевать, меньше работы:, - я с готовностью взяла сумки и двинулась к выходу.

- Куда? Сейчас узнаю, постой, - остановил меня охранник.

Он испугался ответственности, что сорвет он, может быть, важную съемку и вздуют его за это по службе. Он связывался долго со всеми, никто, естественно, о нас не знал, и никто не хотел брать ответственность послать нас подальше - вдруг исторический момент встречи Президента с Центризбиркомом для кого-то всё-таки важен.

- Ладно, открывайте сумки, - буркнул охранник, и я открыла. На охранника выглянули синенькие с разными переключателями задние стенки вспышек. - Так, это что такое?

- Вспышки, а это фотоаппарат, - объяснила я, не вдаваясь в подробности.

- Так, убирайте сумки за угол. Президент проходит, тогда готовитесь к съемке. По команде. Понятно?

- Понятно, - мы задвинули их за ряды зеленых диванов. И сами уселись на них - хорошее место для просмотра происходящего.

У входа для поклонов уже стояло академическое начальство - ректор Егоров и пара проректоров; Вешняков и еще несколько незнакомых мне людей; охрана в избытке - конечно, всё то же самое ФСО и, конечно, руководство нашего ментовского отдела в лице очень <видного> его начальника полковника Кузнецова и ещё пары лиц его заместителей в компании с ним поглазеть на Президента. Все в напряжении, все поглядывают в сторону въезда. Вдруг все напрягаются еще больше, вытягиваются, как военные, мы с Катей жмёмся друг к другу. К входу подлетают несколько черных гелендвагенов, несколько машин сопровождения рассыпаются на площади перед входом, два огромных <мерса> останавливаются, быстрый охранник открывает дверь, и: маленький бодренький Путин выскакивает из машины. Все бросаются ему навстречу, здороваются и говорят все одновременно, поэтому совершенно неважно что. В дверь перед процессией вбегает сотрудник ФСО, рука нервно на рукояти пистолета, он дико озирается: В таком месте и при такой предварительной подготовке глупо ожидать засад и нападений, поэтому мы понимаем, что эти безумные действия из вестерна положены по инструкции. Мы сразу его обозвали <Стрелок> - лицо красное, череп лысеющий, лицо страдающее, только что брошенного мужа. Путин легкой походкой убегает по лестнице, группа встречающих с трудом и отдышкой догоняет. Путин должен был выступить на встрече с Центризбиркомом. Выступать он будет недолго.

- Всё, у вас пять минут на подготовку, - дал нам команду человек в костюме с проводком-пружинкой из уха.

Мы быстренько разобрали штативы и всё остальное.

- Давайте пока всё в сторону, - опять скомандовал человек в штатском, - оставляем место для прохода. Будет команда, поставите всё на место.

В этот момент я чуть было не ляпнула по военному: <Есть!>, козырнув под непокрытую голову.

- Сколько надо для этого времени? - уточнил ФСОошник.

- Минута, - еще чуть-чуть и я зашагаю строевой, я до сих пор это умею. Походка <от бедра> у меня выходит значительно хуже.

Прибегает Воронов и начальник протокола из администрации Президента.

- Борис, готов?

- Готов.

- Вы фотограф? - спрашивает начальник протокола.

- Я.

- Расставляете всех, оставляете место посередине, его я поставлю сам. Делаете не больше трех кадров, потом аппаратуру всю в сторону, освобождаете место для прохода. Ясно?

- Ясно.

- Хорошо, - и убежали.

Выходит возбужденная, неуправляемая в двести человек толпа - большая часть из регионов, из местных избирательных комитетов. Растекаются потоком, никто не знает куда вставать.

Перейти на страницу:

Похожие книги

100 великих гениев
100 великих гениев

Существует много определений гениальности. Например, Ньютон полагал, что гениальность – это терпение мысли, сосредоточенной в известном направлении. Гёте считал, что отличительная черта гениальности – умение духа распознать, что ему на пользу. Кант говорил, что гениальность – это талант изобретения того, чему нельзя научиться. То есть гению дано открыть нечто неведомое. Автор книги Р.К. Баландин попытался дать свое определение гениальности и составить свой рассказ о наиболее прославленных гениях человечества.Принцип классификации в книге простой – персоналии располагаются по роду занятий (особо выделены универсальные гении). Автор рассматривает достижения великих созидателей, прежде всего, в сфере религии, философии, искусства, литературы и науки, то есть в тех областях духа, где наиболее полно проявились их творческие способности. Раздел «Неведомый гений» призван показать, как много замечательных творцов остаются безымянными и как мало нам известно о них.

Рудольф Константинович Баландин

Биографии и Мемуары
100 знаменитых отечественных художников
100 знаменитых отечественных художников

«Люди, о которых идет речь в этой книге, видели мир не так, как другие. И говорили о нем без слов – цветом, образом, колоритом, выражая с помощью этих средств изобразительного искусства свои мысли, чувства, ощущения и переживания.Искусство знаменитых мастеров чрезвычайно напряженно, сложно, нередко противоречиво, а порой и драматично, как и само время, в которое они творили. Ведь различные события в истории человечества – глобальные общественные катаклизмы, революции, перевороты, мировые войны – изменяли представления о мире и человеке в нем, вызывали переоценку нравственных позиций и эстетических ценностей. Все это не могло не отразиться на путях развития изобразительного искусства ибо, как тонко подметил поэт М. Волошин, "художники – глаза человечества".В творчестве мастеров прошедших эпох – от Средневековья и Возрождения до наших дней – чередовалось, сменяя друг друга, немало художественных направлений. И авторы книги, отбирая перечень знаменитых художников, стремились показать представителей различных направлений и течений в искусстве. Каждое из них имеет право на жизнь, являясь выражением творческого поиска, экспериментов в области формы, сюжета, цветового, композиционного и пространственного решения произведений искусства…»

Илья Яковлевич Вагман , Мария Щербак

Биографии и Мемуары
Жертвы Ялты
Жертвы Ялты

Насильственная репатриация в СССР на протяжении 1943-47 годов — часть нашей истории, но не ее достояние. В Советском Союзе об этом не знают ничего, либо знают по слухам и урывками. Но эти урывки и слухи уже вошли в общественное сознание, и для того, чтобы их рассеять, чтобы хотя бы в первом приближении показать правду того, что произошло, необходима огромная работа, и работа действительно свободная. Свободная в архивных розысках, свободная в высказываниях мнений, а главное — духовно свободная от предрассудков…  Чем же ценен труд Н. Толстого, если и его еще недостаточно, чтобы заполнить этот пробел нашей истории? Прежде всего, полнотой описания, сведением воедино разрозненных фактов — где, когда, кого и как выдали. Примерно 34 используемых в книге документов публикуются впервые, и автор не ограничивается такими более или менее известными теперь событиями, как выдача казаков в Лиенце или армии Власова, хотя и здесь приводит много новых данных, но описывает операции по выдаче многих категорий перемещенных лиц хронологически и по странам. После такой книги невозможно больше отмахиваться от частных свидетельств, как «не имеющих объективного значения»Из этой книги, может быть, мы впервые по-настоящему узнали о масштабах народного сопротивления советскому режиму в годы Великой Отечественной войны, о причинах, заставивших более миллиона граждан СССР выбрать себе во временные союзники для свержения ненавистной коммунистической тирании гитлеровскую Германию. И только после появления в СССР первых копий книги на русском языке многие из потомков казаков впервые осознали, что не умерло казачество в 20–30-е годы, не все было истреблено или рассеяно по белу свету.

Николай Дмитриевич Толстой , Николай Дмитриевич Толстой-Милославский

Биографии и Мемуары / Документальная литература / Публицистика / История / Образование и наука / Документальное