Я рисую ангелов

Дверь скрипнула, открываясь, и Эдола, вздрогнув, обернулась. На пороге стояла молоденькая медсестра.

— К тебе посетитель.

Она остервенело покачала головой, показывая, что никого не ждет.

— Он очень просил.

Эдола медленно, будто во сне, поднялась с кровати, на которой сидела последние пять часов. Заторможенным жестом поправила волосы, которые были заплетены в тугую косу, и позволила себя увести. Она знала, что у медсестры на поясе висит электрошокер, знала, что весь персонал больницы обучен действовать в условиях агрессии со стороны пациентов, но не отдавала себе отчета в том, как должна учитывать или не учитывать эту информацию. Она позволяла врачам пичкать ее лекарствами, но молчала на встречах с психологом. Единственным, с кем она говорила, оставался ее брат.

Медсестра вела ее по длинному светлому коридору, чистому и просторному, и какому-то излишне-стерильному. Эдола шла за ней, ступая ногами в мягких тапочках по гладкой поверхности пола. Ее мысли снова крутились вокруг того, что высшая награда для любого ребенка — не дожить до такого возраста, когда ты начинаешь понимать, что такое боль и страдание. Получить смерть из рук понимающего в момент, когда ты еще беззастенчиво счастлив. Когда ты осознаешь, в каком мире оказался, боль становится единственно допустимой реакцией. Эдола пробудилась от летаргического сна в четыре года. В четыре года она прекрасно осознавала, что она брошена, что она в приюте, и что будущее у нее незавидное. Лучше бы она умерла раньше. Как ее дочь. Ее дочь прошла через очистительное пламя. И теперь она свободна.

Александр ждал сестру в зоне ожидания. Эдола почувствовала пронзительную горечь, которая уже давно заменяла ей чувство радости. Брат криво улыбнулся, посмотрел ей в глаза, и она увидела в темных зрачках знакомое ей безумие. Он был частью ее мира, хотя тоже бросил ее. Тоже ушел. Обещал вернуться. И теперь возвращался, несмотря на безвозвратно потерянное время.

— Я кое-что тебе принес.

Сестра остановилась около двери, а Эдола села в мягкое кресло рядом с Александром. Он похорошел. Волосы немного отросли, падали на лицо с высокими красивыми скулами, но складка рта стала еще тоньше, а взгляд холоднее. Эдоле нравился этот холод и эта надменность. Александр потянулся к ней и коротко вздохнул, когда его губы коснулись ее щеки. Она почувствовала терпкий аромат мужского парфюма и что-то еще, глубокое, дикое, практически первобытное. Брат отстранился с неопределенной улыбкой. Он положил ладонь ей на плечо, выражая поддержку. Но она знала, зачем на самом деле он к ней прикоснулся.

— Что принес? — тихо спросила она, не сводя с него неподвижного взгляда.

Он достал из портфеля несколько листков из скетчбука.

— Это.

Эдола медленно опустила глаза на рисунки. На них были изображены младенцы в виде ангелов. Множество рисунков с одним и тем же сюжетом. Ангелы с грустью смотрят на этот мир, провожая каждого в последний путь.

— В этих рисунках нет жизни, — тихо сказала она. — И смысла.

— Ты хочешь их оживить?

Она медленно протянула руку и положила пальцы на шершавую бумагу. Ангел на ней замер в воздухе, глядя в небо. Его лик был печален и наполнен светлыми думами. Его отпустили горечи, он забыл про все сложности и проблемы. Он был соткан из покоя. Мы вышли из хаоса, туда и вернемся, но хаос есть истинный покой.

— Их должно воплотить.

Глава восемнадцатая. Марк Карлин

13 апреля

12.34, квартира Акселя Грина, Треверберг

Марк молча пил кофе. Стажер Логан пришел несколько минут назад, и сейчас раскладывал распечатки на столе, готовясь к дискуссии. Аксель открыл окно и курил, прикрыв глаза. Он скрестил ноги, поставив правую на носок, сложил руки на груди и прислонился спиной к оконной раме. Корпус развернут к окну. Волосы собраны в хвост. Детектив не спешил говорить. Ему нужно было многое обдумать. Карлин знал его давно и уважал в нем немногословность в подобные моменты.

Логан закончил с бумажками, налил себе кофе из кувшина кофеварки и сел за стол. Лицо посерело и будто бы замкнулось, губы упрямо сжаты. Это был все тот же студент из Гамбурга, но повзрослевший и определенно заматеревший. Если бы Марк мог что-то чувствовать в этот момент, он бы ощутил гордость. Практически отцовскую. При этой мысли стало нечем дышать. Он замер, ожидая, пока пройдет навалившаяся боль.

— Давай подытожим, — неожиданно предложил Аксель. — Мы успели обсудить не так много, я хочу ввести Говарда в курс дела.

— Валяй, — еле слышно проговорил Карлин и откинулся на спинку стула, подняв на друга затуманенный взгляд.

— Я тебе отдам протокол разговора с Марком чуть позже, — обратился Грин к Говарду. — Из важного — замок сломался несколько дней назад.

— После предыдущего убийства? — спокойно спросил Логан, бросив на Карлина короткий взгляд.