Я рисую ангелов

— Да все, — развела она руками. — Няня, горничная, садовник, строители. Мы перестраиваем веранду и еще что-то по мелочи. Все те, кто помогал с хозяйством. Я не делала из этого большого секрета.

— Все, кроме Карлина, — сделал вывод Аксель. Он написал еще несколько строк в блокнот. — Два-три раза в неделю Йорн оставался один. Няня приводила его с прогулки, укладывала спать и отправлялась на вторую работу. Во сколько ты возвращалась в эти дни домой?

— В пять или шесть вечера.

— Расскажи, как ты проводила с сыном время после третьего апреля?

Четко очерченные брови женщины взлетели вверх. Она положила руку на гладкую столешницу перед зеркалом, сдвинув баночку из тонкого пластика, в которой хранился крем-основа для макияжа. Тонкие пальцы с аккуратным маникюром прикоснулись к толстой кисти для румян.

— Третьего апреля?

— Меня интересуют пять дней, начиная с обеда третьего апреля до обеда восьмого апреля. Постарайся вспомнить.

— Надо спросить у няни, где они гуляли…

— Спрошу. Меня интересует, где была с ним ты.

— Четвертого вечером мы ходили в театр, Валентин подарил билеты на «Золушку». Пятого я работала, Йорн был с Алексой. Ммм, — она прикрыла глаза, вспоминая. — Шестого я обедала в ресторане в Треверберг Плазе. Йорн сидел в детской комнате, пока я работала. Потом мы заехали в зоопарк. Он хотел посмотреть на льва. Седьмого… Что было седьмого? Алекса отпросилась, у нее что-то случилось. Я брала сына с собой на работу. Мы ездили по всему Тревербергу, снимали репортажи. Я фотографировала Муна и мисс Барт, говорят, они хотят пожениться, заезжала к Валентину. Заезжала к адвокату на центральном шоссе. Мы готовили документы на развод. А потом в суд — нужно было подать заявление.

Аксель кивнул.

— Карлин не знает? — тихо спросил он.

Женщина пожала плечами. Ее затопило мертвое безразличие к происходящему.

— Знает. А если не знает, узнает от адвоката.

— У вас в чулане бардак, — сменил тему Аксель. — Некоторые из команды предположили, что маньяк там переодевался.

Урсулла опустила голову.

— Я не знаю, там всегда не убрано. Дверь закрывается, и кажется, что все хорошо. Я не заглядываю туда без надобности.

— Ты кому-то давала ключ от дома?

— Кому? — Ее взгляд стал колючим.

— Кому-то из участников личных встреч, — мягче произнес Аксель.

— Нет. Мы всегда встречались у них или в отелях.

— Хорошо, — Аксель закрыл блокнот, положил на обложку ладонь и посмотрел ей в глаза. — Я думаю, что маньяк давно приметил твоего сына. Но окончательный выбор на него пал с третьего по восьмое число. Ему срочно нужен был ребенок. Он где-то увидел вас. Поэтому я попрошу тебя еще раз подумать о том, где ты была с сыном. Показания няни мы записали. Нужно видеть полную картинку.

— А почему только мы с Алексой? Разве Марк никуда с ним не ездил?

— Почти все это время Марк был на работе. Но я у него спрошу.

— И что теперь?

— Теперь мне нужно вернуться в участок и хорошенько подумать.

— Аксель.

— Да?

— Он… — она сглотнула слезы. — Он не страдал?

Детектив смягчился. Он наклонился вперед, взял ее узкую ладонь в свою и заглянул в глаза.

— Нет. Он спал.

— Я очень плохая мать.

— Отдохни. Завтра мы снова поговорим.

Она кивнула, забрала руку и обхватила себя за плечи, закрыв глаза. При мысли о том, что завтра ее снова заставят вспоминать, пропадало дыхание. Детектив тихо поднялся с места. Пожал ее плечо на прощание, напомнил, что на вызовы стоит приезжать, сказал, что ему жаль, и, отворив дверь, вышел в раскаленный от софитов воздух студии.

Урсулла осталась одна. Место, где его рука прикоснулась к ней, горело. В горле пересохло, а в голове стучала одна единственная мысль: она плохая мать, она не смогла спасти своего ребенка. И она должна за это ответить.

23.47

Дом Лотти-Карлин

Женщина остановила автомобиль. Знакомые ворота были перетянуты желтой лентой. Урсулла вышла из машины. Резким, нервным движением сорвала ленту и застыла, глядя на то, как целлофан опускается на землю в желтоватом свете фар. Вечерняя прохлада забралась под блузку, заставив волоски на руках встать дыбом. По позвоночнику пробежал холодок. Она шагнула во двор, и некоторые уличные фонарики вспыхнули приглушенным светом, разгоняя ночные тени. Здесь не было ветра и не было голосов. Урсулла привыкла, что в этом доме всегда кто-то есть. Марк работал круглосуточно, но ее встречала прислуга и сын. Если она приезжала не слишком поздно, то находила ребенка с горничной рядом с домом. Он играл с игрушками в специальной детской сетке-яслях, а Мадлен готовила ужин или убиралась, каждые несколько минут выглядывая в окно. Были включены все фонари, и казалось, что ты из липкой и неприятной ночи попадаешь в день.

Фонарики выхватили из мглы неровный силуэт детской сетки. Урсулла схватилась за горло так, будто ей резко стало больно дышать. Она сделала еще несколько шагов. Лужайка была утоптана полицейскими, но она не заметила мусора. Все выглядело так, будто кто-то выключил время, и вот-вот в доме зажжется свет, сын покажется на пороге, а на кухне ее будет ждать воздушный яблочный пирог, который с таким мастерством пекла Мадлен.