Я рисую ангелов

А она не может быть не виновата. Она мать. Мать всегда имеет отношение к смерти ребенка. Она дает ему жизнь, она отвечает за его досуг, развитие. Она виновата, если ребенок погибает. И если он убивает. Наверное, у маньяка тоже есть мать. И она, Урсулла, ничем не лучше этой незнакомой женщины, ведь ее сын Йорн мертв. Маньяк тоже мертв. Живой человек не может творить подобные ужасы.

— Открой, иначе я вышибу дверь, — неожиданно вкрадчиво предупредил детектив.

Урсулла глянула на свое отражение, безуспешно попыталась улыбнуться. Выглядела она великолепно. Лицо было немного бледным, но тон идеально-ровный, кожа слегка светится в свете ламп. В глазах, влажных от слез, профессиональное выражение вежливой заинтересованности.

— Открываю. Нужно же мне одеться, — она попыталась произнести эти две фразы игривым тоном, но не смогла. Голос сорвался.

— Полицейский — это почти что врач, — с порога заявил Аксель, когда она открыла дверь. — Я пришел поговорить, а не разглядывать жену моего лучшего друга.

— Почти бывшую жену. Седьмого утром я подала на развод.

Она посторонилась, пропуская детектива, и захлопнула дверь перед носом у испуганного администратора. Грин, предварительно осмотревшись, прошел в гримерку знакомой Урсуле походкой бывшего военного. От него пахло дождем и мотоциклом. В синих глазах горел недобрый огонь. Женщина повернула ключ в замке, обхватила себя руками и села в кресло перед зеркалом. Аксель замер за ней. Она поймала в отражении его взгляд и почувствовала себя голой. Будто наложница на рынке в Кандии, когда Средиземноморье было рассадником пиратства и работорговли. Детектив обладал редкой для Треверберга северной внешностью, и от него исходила скрытая сила, которая в других обстоятельствах бы возбуждала. Но сейчас сводила с ума.

— Когда полиция вызывает тебя на допрос, выключать телефон и скрываться — плохая идея. От этого у сотрудников убойного отдела портится настроение.

— Аксель… я не могу говорить об этом.

— Урсулла, я соболезную твоей утрате.

Она покачала головой.

— Я не могу. Я ничего не знаю. Я даже не попрощалась со своим мальчиком.

Она закрыла лицо ладонями и расплакалась, позволяя накопившейся боли вылиться соленой влагой. Запустив пальцы в волосы, она с остервенением разрушила прическу и снова посмотрела на Грина, который терпеливо ждал.

Урсулла понимала, что он прав. Что нужно было поговорить с ними, ответить на вопросы. Нужно было сразу приехать. Но она не смогла. Аксель положил руки ей на плечи, тихонько сжимая. От этого простого прикосновения кровь бросилась в лицо и одновременно стало легче дышать. Он будто забирал ее боль.

— Мы можем поговорить здесь? — сквозь слезы спросила она.

Детектив медленно кивнул. Женщина слабо улыбнулась.

— Присядешь?

Он сел на соседнее кресло, развернув его так, чтобы видеть ее лицо. Миссис Карлин медленно повернулась навстречу. Несколько минут они молчали. Женщина смотрела в одну точку где-то за ним. Ее мысли бегали от эфира до погибшего сына. Казалась невероятно важной царапина на стене гримерки. Урсулла пыталась сообразить, кто мог ее оставить. Не вспомнила подходящей ситуации и без желания посмотрела в спокойные темно-синие глаза детектива.

— Я буду спрашивать, а ты говори все, что придет в голову. Не фильтруй. Если захочется плакать, плачь. Нам поможет любая деталь.

Она кивнула. Он достал блокнот и остро заточенный лезвием карандаш из внутреннего кармана куртки. Открыл чистую страницу и приготовился.

— Где ты была восьмого числа с двух до восьми после полудня?

— Я… у меня была личная встреча.

— Эта личная встреча сможет подтвердить твое алиби?

Она опасливо посмотрела ему в глаза.

— Только если под грифом секретно.

— У личной встречи есть имя?

— Валентин Тейн.

Синий взгляд детектива стал колючим. Урсулла сжалась и опустила глаза.

— Брат Рэймонда Лока, — Аксель сделал пометку. — Мы поговорим с ним. Мы обнаружили, что замок на двери черного хода сломан. Когда это случилось?

Женщина побледнела. Она совершенно забыла про замок. Она пообещала Карлину все исправить, но забыла.

— Я не помню, в какой точно день это произошло. Где-то в начале апреля. Я проснулась позже обычного от странного звука. На первом этаже дул ветер. Дверь распахнулась. Я закрыла ее, подставила коробку от обуви.

— Почему вы не починили замок?

Она опустила глаза.

— Я забыла. Пообещала Марку, что сделаю, и забыла. У меня была сложная неделя. Много репортажей и… личных встреч.

— Йорн часто оставался один?

Она молчала. Вопросы детектива вбивали гвозди ей в сердце, вскрывая простой факт, что все могло быть иначе. Если бы она не пропадала с любовниками, не нарушала обещания, которые давала Карлину, больше была с семьей. Или хотя бы доплатила бы няне несколько дополнительных сотен за то, что та будет задерживаться до ее прихода.

— Два-три раза в неделю. У нас хорошая охрана, добрые соседи. И он всегда спал очень крепко. Ни разу я не находила его в слезах, когда возвращалась домой.

— Два-три раза в неделю Йорн оставался один. Кто об этом знал?