— Он помог мне продать первую картину. И вторую. А в выпускной работе третьего года дал совет, который превратил ее в шедевр. Она ушла за полмиллиона долларов, что казалось нереальным в то время. Даже сейчас эта сумма весома, если говорить о проходных работах.
— Он стал вашим… директором?
— Нет. Он помогал своим ученикам. Не только мне.
— Хорошо. Можете что-то добавить про профессора?
— Он мрачный тип. И он гений.
— А в чем заключается его гениальность?
Аксель положил ладони на стол, не скрещивая их, и подался вперед. Его лицо было приветливым, взгляд — спокойным, поза — открытой, но Сэм, казалось, сжался. Художник вернулся к столу, сел, поправил рукава рубашки и наконец снова взглянул на детектива. Его глаза стали прозрачными, кристально-чистыми и определенно честными. Впечатление портили лишь расширенные зрачки.
— Вы не художник и далеки от живописи, детектив Грин. Я не смогу объяснить вам, в чем именно заключается его гениальность, помимо того, что уже сказал. Этого человека окружает аура творчества, темная, мощная, всепоглощающая. И он подбирает себе в ученики тех, кто способен существовать с ним в одном пространстве. Нужно уметь отключаться от реальности и ловить высшие или низшие, как хотите, слои времени, чтобы увидеть то самое мгновение, которое отразишь на холсте. Гениальна не просто его техника — техникой в наше время сложно кого-то удивить. Гениально то, что он рисует. Вы попадаете в другой мир. И вам кажется, что этот мир совсем рядом, он уже проник в реальность и уже смешался с твоей жизнью. На его картинах свет и тень. Реальность и то, что лежит за ней. И это не кошмары. Это просто альтернатива, которую мало кто из нас осмысленно допускает, но которую внутри себя признают все.
— То есть, вас поразила не техника. Вы пошли учиться к нему не ради передачи мастерства. Вас поразил его мир? — тихо спросил Аксель.
— Да, детектив. Я был юн и неопытен. И вряд ли состоялся бы как художник. Но я влюбился в его мир и захотел создать свой. Вы же знаете, что мои картины объединены в серии по мирам?
— Слышал об этом, но не вдавался в подробности.
Художник поджал губы, но решил тему не развивать.
— Может быть когда-нибудь я вам про это расскажу. Мы создаем такие же сложные вещи, как писатели.
Аксель медленно кивнул.
— Скажите, мистер Мун, а присутствовала ли жестокость в его картинах?
— Наш мир очень жесток, — неопределенно ответил Мун. — Но в его картинах я видел скорее жесткость и честность.
— А ангелов вы там видели?
Тяжелая тишина повисла в гостиной. Глаза Сэма остекленели, он замер, провалившись в свой личный кошмар. Детектив ждал ответ, не осознавая, что время остановилось, а пауза длится всего несколько секунд.
— Ангелов? — переспросил Мун. — Их рисовали все ученики. Они входили в обязательную программу. Третий год обучения. Ангелы и демоны.
— И кого рисовали вы?
— И тех, и других. Именно эта картина принесла мне полмиллиона долларов.
— В ключе последних событий можете что-то добавить?
Сэм покачал головой и вдруг устремил взгляд куда-то в сторону. Аксель проследил за ним и удивленно замер. Миниатюрная женщина с иссиня-черными волнистыми волосами, одетая в аккуратный домашний костюм, спустилась со второго этажа и пошла в их направлении. Когда она ступила в круг света, детектив почувствовал, как останавливается, а потом снова начинает биться сердце. Она действительно походила на существо из другого мира. Глаза, которые при таком освещении казались черными, тускло блестели, волосы оттеняли лицо, подчеркивая его благородную бледность. На чувственных аккуратных губах застыла вежливая улыбка. Лицо породистое, лощеное и холодное. А во взгляде просто Арктика. Теодора Барт, Аксель узнал ее по фото в газетах, прислонилась плечом к стене и замерла. Улыбка стала приветливее.
— Я пришла на запах кофе. Извините, если помешала.
— Милая, прости. Кофе я сварил, но забыл тебе передать.
Мун вскочил с места и налил напиток в маленькую чашечку. Добавил туда сливок и развернулся к Теодоре с кофейной парой в руке. Она подошла, приняла ее и посмотрела на Грина. Тот молчал.
— Представишь нас, дорогой? — тихо спросила она, не сводя с детектива глаз. Она вышла на свет, и Аксель смог рассмотреть всю бездонную синеву ее взгляда. Такой же оттенок, как у него самого. Редкий и благородный синий сапфир.
— Это детектив Аксель Грин, он расследует… много сложных дел. Детектив, это Теодора Барт. Моя… моя невеста.
Мисс Барт слегка поморщилась, но через мгновение выражение спокойного безразличия вернулось на ее лицо.
— В наш дом часто приходят полицейские. Скажите честно, детектив Грин, мне стоит начать волноваться?
— Наша жизнь лишена покоя, мисс Барт, — учтиво проговорил Аксель, с трудом обретая дар речи. — Волноваться можно всегда. Но, насколько мне известно, мистер Мун не сделал ничего предосудительного.
— Я слышала о деле, которое мучает полицию. Это ужасно.
— Мы делаем все, что можем. Пока просим вас быть осторожнее. Убийства прекратились, но это еще ничего не значит.
Теодора кивнула.