Я рожден(а) для этого

– Получается, мы оба облажались.

– Да уж, Джульетта лучше и честнее нас двоих, вместе взятых, – хмыкает Мак.

– Ага.

– В общем, я пришел сюда, чтобы уговорить тебя к ней вернуться.

Я качаю головой.

– Не могу. Я разрушила нашу дружбу.

– Да нет же! – Он громко хлопает ладонью по колену. – Джульетте нужна такая подруга, как ты.

– Которая только и знает, что болтать о музыкальной группе?

– Нет, подруга, с которой ей и правда нравится проводить время. Учитывая, что сейчас творится у Джульетты дома, ты ей очень нужна. Больше, чем когда-либо.

Погодите-ка, о чем это он? Что творится у Джульетты дома? Почему я ей нужна?

– Ты сейчас о чем? – недоуменно спрашиваю я.

– О ее родителях, – отвечает Мак так, будто это само собой разумеется.

Я расправляю плечи и глубоко вдыхаю, чувствуя, как в груди нарастает паника.

– О чем ты говоришь? – снова спрашиваю я.

– Ты шутишь, что ли? – хмурится Мак.

– Хрена лысого я шучу, Кормак! – рявкаю я. – Объясни наконец, что ты имеешь в виду.

То, что Мак говорит дальше, выбивает почву у меня из-под ног:

– Родители выгнали Джульетту из дома. У них и раньше отношения не ладились, но после того, как она отказалась идти на юридический, они очень сильно поругались. Ты же знаешь, что ее родители – крутые юристы? Старшие брат и сестра – тоже. А Джульетта взбунтовалась. И они просто вышвырнули ее на улицу, сказав, что, раз так, пусть сама зарабатывает себе на жизнь. Теперь она живет с бабушкой. Джульетта, конечно, не думала, что все так обернется. Ей очень тяжело пришлось. А ты не знала?

Нет.

Нет, я не знала.

– Она осталась совсем одна, – добивает меня Мак.

Я закрываю глаза, и в памяти всплывают обрывки разговоров. Вот мы в метро – я жалуюсь Джульетте на маму, с которой поссорилась накануне. Вот разговариваю с папой по телефону – и у Джульетты на лице возникает странное выражение. Она хочет что-то сказать, пытается снова и снова, но я упорно меняю тему, заговаривая о «Ковчеге». «Ковчег», в моей голове один «Ковчег» – вместо того, что на самом деле имеет значение.

– Но почему она молчала? – В горле вдруг пересыхает, голос срывается.

– Может, потому что ты не спрашивала? – выразительно поднимает брови Мак.

Но я уже не смотрю на него, а судорожно роюсь в рюкзаке в поисках телефона. Мне нужно срочно позвонить Джульетте, попросить прощения, пообещать, что мы больше не будем говорить о «Ковчеге». Пусть она все мне расскажет, я буду слушать, теперь я всегда буду ее слушать, мне так жаль, так жаль…

Но вместо телефона мои пальцы натыкаются на холод металла.

На дне рюкзака я нахожу нож Джимми.

ДЖИММИ КАГА-РИЧЧИ

– Джимми, можешь отойти чуть-чуть назад? Вот так, отлично. И еще немного. То, что нужно. Теперь аэрокамера тебя тоже видит.

Телестудии всегда намного меньше, чем кажутся на экране. И, как правило, из-за кучи осветительных приборов там очень жарко.

Пока звукооператоры настраивают микрофоны, инструменты и другие штуки, названия которых я не знаю, мы пару раз пробегаемся по сценарию. Мы планируем исполнить «Жанну д’Арк», а еще кавер на «All The Things She Said» группы t.A.T.u. – одну из наших любимых песен. Но во время первого саундчека я забываю слова, а во время второго путаю аккорды в середине «Жанны д’Арк». Роуэн подозрительно косится на меня и беззвучно спрашивает: «С тобой все нормально?» Обычно за мной такого не водится.

Запись начнется только в одиннадцать, так что после репетиции у нас еще остается время познакомиться с ведущим. Едва мы заходим в гримерную, как Листер бросается к столу с напитками – но, к своему сожалению, обнаруживает, что среди них нет ни одного алкогольного. После этого он падает в кресло и сидит там с невыразимо скорбным видом.

Мы с Роуэном только молча переглядываемся. Кажется, он, как и я, догадывается, что Листер – алкоголик.

И рано или поздно нам придется что-то с этим делать.

Если найдется время.

•

Полчаса спустя нас зовут в студию. Обнаружились проблемы с микрофонами, так что придется заново настраивать оборудование. Мы опять играем «All The Things She Said», а потом стоим и терпеливо ждем, пока операторы суетятся над пультами и проводами. Я кошусь на Роуэна. Взгляд у него отсутствующий, а гитару он прижимает к груди, как солдат – винтовку. И выглядит ужасно, даже на фоне последних дней.

Иногда я смотрю на него и не могу вспомнить, каким он был раньше. Мы познакомились в начальной школе – учительница посадила нас рядом и дала задание: узнать пять интересных фактов о своем соседе. Кажется, Роуэн тогда сказал, что его любимая группа – Duran Duran. А ему запомнилось, что я ни разу в жизни не ломал ни одной кости.

В те времена у Роуэна были очки без оправы и короткие тугие кудряшки. И свитер на пару размеров больше нужного. Когда мы оба признались, что мечтаем создать музыкальную группу, то даже не заметили, как стали лучшими друзьями.