Я рожден(а) для этого

– Несложно догадаться, почему так случилось. Парни из «Битлз» были совершенно безобидными. Да, они играли хорошую музыку, но тянулись к ним потому, что они были добрыми. И привлекательными, конечно, – но их красота не была пугающей и брутальной. Такое девушек скорее отталкивает. Нет, они были лохматыми и худосочными. Сейчас такое в моде, но в те времена к подобному еще не привыкли. Их было не страшно любить. А в шестидесятые девушки много чего боялись.

Интересно, я поэтому полюбила «Ковчег»? Потому что они безобидные?

Но теперь-то я знаю, что у них есть зубы.

И если подобраться слишком близко, они вполне могут укусить.

– Настоящее безумие; никто не представлял, что с этим делать. Особенно бедные «Битлз». Ты ведь знаешь, что в 1966-м они перестали давать концерты? Просто перестали, решили, что для них это слишком. Слава, пресса, девушки… Слишком много на них свалилось. – Дороти вздыхает. – Но пресса обвинила во всем фанаток. Газеты писали, что девушки так умирали по «Битлз» только потому, что в их жизни больше ничего не было. Ни мужей, ни детей, ни работы. Журналисты снова и снова прохаживались по тому, как они визжат. Господи, эти альфа-самцы из СМИ просто не выносят женского визга, – хмыкает Дороти. – Если подумать, это даже забавно. Они пытались унизить девушек, показать всем, насколько они жалкие, но на самом деле фанатки являли собой настоящую мощь. Они были сильнее, чем кто-либо.

А я вот совсем не чувствую себя сильной. Сейчас я скорее воплощение ничтожества и олицетворение уныния.

– «Битлз» перестали давать концерты еще и потому, что из-за визга фанаток никто не слышал, что они поют. Музыка и песни тонули в шуме толпы.

– А вы тоже болели битломанией?

Дороти снова смеется и опускает глаза.

– Это было очень давно.

ДЖИММИ КАГА-РИЧЧИ

Я бы с огромным удовольствием упал и проспал полдня – если бы не пришлось до четырех утра торчать на афтепати в честь завершения гастролей, а потом вставать в восемь, потому что у нас назначены съемки шоу.

После концерта мы даже не вернулись ночевать в свою квартиру. Я просыпаюсь в номере отеля неподалеку от Арены O2 и где-то с минуту просто лежу и таращусь в незнакомый потолок, пытаясь вспомнить, что за кошмар мне снился. Точно, мне снилось, будто я потерял дедушкин нож. Только вот ужас в том, что я потерял его на самом деле.

Лучше бы мне вовсе не просыпаться.

На тумбочке возле кровати противно жужжит мобильный – Сесили пишет, что пора вставать.

Сегодня мы подписываем новый контракт.

Все-таки хорошо, что мы не вернулись в нашу квартиру, куда кто угодно может зайти и сфотографировать меня.

Здесь, впрочем, ненамного лучше.

Господи.

Как мне все это надоело.

Пожалуйста, я просто хочу лежать в кровати и не шевелиться.

•

Мы никогда не завтракаем в отелях. Иногда нам приносят что-нибудь в номер, но на публике мы не едим. Порой это означает, что мы не едим вообще.

К девяти утра мы уже сидим в машине и направляемся на телестудию. Ехать до нее всего ничего, но Лондон в будний день – сущий кошмар. Листер постоянно прикладывает ко лбу бутылку с холодной водой. Роуэн прилип щекой к стеклу, мысли его блуждают где-то далеко, а время от времени он и вовсе отключается. На улице идет дождь.

Вспоминая о дедушкином ноже, я всякий раз испытываю горячее желание вырвать у Листера бутылку и расколошматить об пол. Но вместо этого только впиваюсь ногтями в ладонь – не лучшая идея, учитывая, что ее рассекает глубокий порез.

Заметив, что Листер и Роуэн уснули, я поднимаю прозрачную перегородку, которая отделяет салон от водителя, и звоню дедушке.

– Алло?

– Привет, дедушка, это Джимми.

– Джим-Боб! Я не ждал, что ты сегодня позвонишь. Как у тебя дела?

– Мы едем сниматься в телешоу… А потом подписывать новый контракт.

Дедушка хмыкает.

– Точно, новый контракт. Ты, наверное, рад?

Аж из штанов выпрыгиваю.

– Конечно, – отвечаю я.

– У тебя же вчера был день рождения, – спохватывается дедушка. – Как-нибудь отметили? Когда в следующий раз приедешь в гости, обязательно отметим.

– Ага, – бормочу я. Про вчерашний день рождения я совсем забыл. – Листер и Роуэн купили торт, а еще все пели «С днем рожденья тебя».

Интересно, когда я в следующий раз смогу навестить дедушку? Когда мне дадут выходной? А если он умрет прежде, чем я к нему приеду? Вдруг наша прошлая встреча была последней, просто мне об этом еще не известно?

– Замечательно! Я знал, что на мальчиков можно положиться и они устроят тебе праздник, если ты совсем замотаешься, – говорит дедушка. – Я тебе тоже подарок приготовил, положил на стол в кухне. Как приедешь – сразу поглядишь, что там.

Не сиди я в машине, рванул бы к дедушке в тот же миг.

– Не терпится посмотреть, – шепчу я.

– У тебя все хорошо? – с беспокойством спрашивает он. – Ты во вторник что-то совсем раскис.

– Дедушка, я…

Я хочу рассказать про нож – и не могу. У меня не хватает сил признаться, что его внук – абсолютно беспомощное, ни на что не годное существо. Я потерял семейную реликвию, которую обязался хранить до конца своих дней – как хранил ее он. Это был не просто нож. Как я ему скажу?..