Я рожден(а) для этого

– Да. Иногда я целыми днями боялась проверить новости в @ArkUpdates. Иногда даже злилась на мальчиков за то, что так за них волнуюсь. – Она пожимает плечами. – А порой испытывала жгучее желание бросить все это, зажить своей жизнью и начать думать о других вещах. Поэтому я и увлеклась Маком – мы практически не вспоминали про «Ковчег». И я в кои-то веки чувствовала себя собой. Честно говоря, он мне так и не понравился в этом смысле. Но с ним мне было хорошо, потому что не нужно было думать о «Ковчеге», чтобы… чтобы справиться со всем остальным.

– Да, я понимаю.

Джульетта улыбается.

– Вот мы и пришли к тому, что нужно просто больше заботиться о себе!

– Точно, – улыбаюсь я в ответ.

Блисс возвращается с новым стаканом молока.

– Вы не поверите, но, когда я сделала заказ, бармен вылупился на меня как на сумасшедшую.

Мы заливисто хохочем, и я думаю: должно быть, вот что значит иметь настоящих друзей.

ДЖИММИ КАГА-РИЧЧИ

День близится к вечеру, когда Роуэн заявляет, что хочет еще раз обсудить со мной и Листером судьбу группы. Блисс, Ангел и ее подруга Джульетта (которая, кстати, на фоне Ангел выглядит удивительно спокойной) уже вернулись из паба, где просидели почти час. Дедушка на кухне слушает аудиокнигу и что-то печатает на своем ноутбуке.

Мы втроем отправляемся в мою спальню. Меня не покидает чувство, что мы для нее стали слишком взрослыми и слишком грустными. А еще – что мы предаем прежних себя, тех ребят, которые играли тут на подержанных инструментах и заполняли строчками песен последние страницы школьных тетрадей.

Мы с Листером садимся на кровать, а Роуэн – на стул возле письменного стола. Затем он глубоко вздыхает и спрашивает:

– Почему ты хочешь уйти из «Ковчега»?

Мысли, которые крутятся у меня в голове уже много месяцев, наконец прорываются бессмысленным потоком:

– Потому что это одна большая ложь. Сплошная подделка. Я не получаю удовольствия от того, что мы делаем. И чувствую, что безостановочно вру. Я больше не могу заниматься тем, что мне нравится. Не ощущаю себя в безопасности даже в собственной квартире – и уйти из нее тоже не могу! Я давно об этом думал, но после того, как в сети всплыла фотография Джоуэна, я просто… просто… Да я с ума схожу! – С каждым признанием мой голос становится все громче. – Я просто схожу с ума!

Воздух в легких заканчивается, я замолкаю и кошусь на Листера. Он где-то успел раздобыть алкоголь и теперь держит в руке бокал с вином.

– Понятно, – говорит Роуэн, не сводя с меня пристального взгляда.

С минуту мы сидим в тишине. Потом Листер ставит бокал на тумбочку, берет мою старую гитару и начинает перебирать струны.

– Неужели ты сам не видишь, как все изменилось? – в отчаянии спрашиваю я. Вокруг танцуют призраки прошлых лет. Вот Листер прыгает на кровати, колотя барабанными палочками о стену. Роуэн ворчит, что не может подключить микрофон к моему компьютеру. – Неужели не чувствуешь, что это уже не то?

– По-твоему, ничего не должно меняться? – спрашивает Роуэн.

– Но не к худшему же! Контракты, фанаты, сплетни – все становится только хуже.

– А деньги? Слава? Миллионы людей, которые любят нашу музыку? Это тоже перемены к худшему?

– Так тебе это нужно? Известность и богатство? – недоверчиво уточняю я.

– Нет, я просто… – Роуэн качает головой. – Я просто не понимаю, что тебя так беспокоит.

– Меня беспокоит, что я не могу выйти на улицу, когда мне хочется. Не могу съездить к дедушке, когда захочу.

Роуэн слушает, не перебивая.

– Меня беспокоит, что мне больше не нравится быть частью группы.

Листер на миг перестает терзать гитару.

– Ладно. Ладно. Я понял. – Роуэн вздыхает и устало трет лоб. – Послушай, Джимми, я знаю, все это ужасно несправедливо, но… Это часть сделки, на которую мы подписались. А взамен – давай взглянем правде в лицо – стали одними из самых привилегированных людей планеты. Знаю, ты хочешь, чтобы все было идеально, но так не будет. Иногда приходится мириться с плохими вещами, стискивать зубы и ждать, когда тебе воздастся за терпение. Через год мы прославимся в Америке, а ты будешь вспоминать этот день и думать: блин, и чего я дергался?

– А если я буду ждать, ждать, но лучше не станет?

– Станет, – твердо говорит Роуэн.

– Ты не можешь этого знать! – Я снова повышаю голос. – А я не собираюсь просто сидеть и ждать, когда все изменится. Я сам все изменю. И хоть раз в жизни сделаю так, как хочу.

– А, то есть на то, чего хотим мы, тебе насрать? И на все, чего мы втроем достигли за последние шесть лет, тоже? – шипит Роуэн. – Сегодня мы впервые за несколько месяцев – или даже лет – просто играли вместе и веселились. Тебе что, совсем на нас наплевать?

– Не наплевать, но я больше не вижу в этом смысла. – Почему он не понимает? Почему только я чувствую, что наша мечта обернулась крахом? – Я больше не могу врать изо дня в день. Сниматься в шоу, улыбаться, махать фанатам и притворяться, что счастлив. Я больше не могу так жить.

– Ты ведешь себя как ребенок, – говорит Джимми.

– Зато ты ведешь себя как высокомерная задница…