Я — русский еврей

— Да, большое спасибо! Вот именно. Звоню в УВС и объясняю свое ужасное положение. Сотрудник меня терпеливо слушает, но чувствую, что-то тянет, медлит с ответом. И наконец говорит: «Знаете, товарищ Торсуев… знаете что?» Я спрашиваю: «Что?» — «Пришлите-ка нам еще один медицинский анализ». Я поблагодарил, повесил трубку и через неделю послал новый анализ. Проходит опять время, сколько не помню. И опять звонят из Оксфорда, торопят. Ну, а что я могу им сказать, как объяснить? Я опять звоню туда… Простите, не подскажете еще раз? Вот ведь склероз…

— В УВС.

— Да, вот именно. Я объясняю тамошнему сотруднику мое безвыходное положение, говорю ему: the all business will end in smoke[46]. Может быть, я ошибаюсь, но у меня сложилось впечатление, что сотрудники этой организации не говорят по-английски. Удивительно! В общем, я все объясняю ему еще раз по-русски. И опять сотрудник что-то мямлит и наконец: «Знаете, что я предложил бы вам?» Я радостно спрашиваю: «Что?» «Пришлите еще раз медицинский анализ». Удивляюсь, но, разумеется, благодарю. Через неделю новый анализ уже был там…

— В УВС, — подсказал я, не дожидаясь вопроса.

— Вот именно. Вас интересует, чем дело кончилось?

Георгий Петрович аккуратно затушил сигарету о пепельницу и сделал нам знак. Мы приблизили к нему головы. И он сказал вполголоса:

— Так вот. Сколько я перетаскал говна, и все напрасно.

Бывший король, а ныне трудящийся Востока

Однажды в «кормушке» я познакомился с гостьей из Парижа. Ее звали госпожа Джеховская. Она была директором музея Адама Мицкевича в Париже, в Москву приехала на два месяца по приглашению Института славяноведения. Познакомились мы только накануне ее отъезда в Париж. Она с кем-то пришла в столовую и села за наш стол. Мы разговорились. Я спросил пани директрису, нет ли в ее музее каких-нибудь документов о Каролине Собаньской, например, ее портрета. Ведь в эту польку были влюблены и Пушкин, и Мицкевич.

— Нет, ничего нет, — холодно ответила пани Джеховская. — Об этой даме мы и слышать не хотим. Ведь она была агентом КГБ.

Я с испугом огляделся по сторонам. Было это в восемьдесят третьем году.

— Что вы! — возразил я. — Собаньская жила при Николае Первом и действительно была агентом, но только Третьего отделения.

— А какая разница? — воскликнула раскованная французская гостья. — В России все возвращается на круги моя…

— На круги своя, — поправил я гостью.

Я ушел от обсуждения этого деликатного вопроса и спросил пани, как ей у нас понравилось. И она рассказала удивительную историю. Ее отец, Константин Радзивилл, потомок польских королей, жил в Литве. Когда Сталин в 1940 году «освободил» Литву, связь с отцом прервалась. В то время госпожа Джеховская вместе с «Армией Андерса»[47] находилась в Лондоне, где было расквартировано польское правительство в изгнании. Мать ее умерла в Лондоне, а от отца по-прежнему никаких вестей не приходило. Тогда через леди Черчилль ей удалось добиться свидания с премьер-министром Англии. Уинстон Черчилль послал телеграмму Сталину и запросил сведения о судьбе пана Радзивилла, потомка древней династии. Это было в 1942 году, шла война. Вскоре от Сталина пришел ответ. Сталин сообщал Черчиллю, что бывший потомок польских королей ныне является гражданином Советского Союза и трудится на благо родины в Ташкенте. И поэтому никаких оснований для беспокойств у союзников нет. Все попытки связаться с отцом ни к чему не привели. Недавно, уже в Париже, до пани Джеховской дошли слухи, что он умер в Ташкенте от голода. Когда ее пригласили в Москву на два месяца, она решила воспользоваться командировкой, чтобы поехать в Ташкент и разыскать могилу. Но поехать в Ташкент в Москве не разрешили. Тогда через знакомых в Ташкенте она узнала, что отца расстреляли в 1942 году Какие-то влиятельные люди в Москве помогли энергичной Джеховской затребовать дело отца из КГБ. Дело ей не показали и ограничились справкой. И вот что она узнала.

В 1942 году Константин Радзивилл работал разнорабочим на цементном заводе в Ташкенте. В том же году его арестовали. В КГБ ему предъявили обвинение в том, что он, белополяк, был связан с врагом народа Тухачевским и с его помощью организовал нападение Польши на Советскую Россию. Радзивилл отверг обвинения. Госпожа Джеховская закончила свой рассказ так:

— Отец ответил палачам, что он действительно поляк, а белый или другого цвета, он не знает, а также не имеет чести знать пана Тухачевского. Его реабилитировали после хрущевского партийного конгресса[48]. А во всем виновата я…

— Да что вы? Почему?

— Я не должна была просить Черчилля. Когда Сталин узнал, что отец — потомок польских королей, отца тут же расстреляли. Заметьте — в том же году. Ведь Сталин уже тогда решил прибрать Польшу к рукам.

Госпожа Джеховская уезжала на следующий день, и Валя дала ей в дорогу слоеных пирожков с мясом.

Поль Адриен Морис Дирак и я