Тетрадки у нас, конечно, тоже были без имен и фамилий. Под номерами. Я помню, другая учительница, Валентина Ивановна, периодически вытаскивала в коридор на учебном этаже парту и раскладывала на ней тетради с плохими работами – теми, за которые были проставлены двойки и даже колы. Хотела двоечников пристыдить. Но я лично подходила к этому столу не для того, чтобы посмотреть, «как нельзя учиться», а для того, чтобы полюбоваться на подписанные тетради. Для меня это была не парта позора, как задумывала Валентина Ивановна, а парта личностей: они все были с фамилиями и именами! «Аааааа, они настоящие люди», – думала я. Радовалась за них и даже по-доброму завидовала: «Вот бы и нам так подписывать тетради. Когда-нибудь я до этого доживу».
Людмила Ивановна, несмотря на показавшуюся мне с первого взгляда доброту, оказалась очень странным человеком. Учила она, может, и хорошо, но мы всегда и везде оказывались последними. Меня раздражало, что вместо четырех уроков, например, мы сидим целых пять. Потому что не успели сделать что-то там по программе из-за того, что наша учительница на целый урок опоздала, и утром мы сидели, слушали уборщицу. В итоге все уже идут обедать, уже гуляют, а мы еще сидим и слушаем, что там наша Людмила Ивановна бубнит. Хотелось тоже выбежать на улицу, да просто хотелось есть! Меня эта ее манера всегда раздражала.
А еще в первый же день она забрала у нас подарки, которые нам вручили как первоклашкам. Красивые фломастеры. Разноцветные карандаши. Яркие ластики – фигурки животных. Крутые пластмассовые линейки со звездами. Положила все это богатство в свой ящик и сказала: «Они нам еще пригодятся». Но не пригодились. Мы едва ли не каждый день смотрели на этот ящик и думали: «Может быть, сегодня? Может, сегодня?» Но подарки пролежали до конца четвертого класса, а перед выпуском она нам сказала: «Зачем они вам нужны? Вы уже идете в старший корпус, там ни к чему эти линеечки со звездочками и ластики в виде зверушек. Вы стали большими». Наши подарки она раздала первоклассникам, которые пришли к ней в новом учебном году. А у них отобрала все, что им подарили на первое сентября. Не знаю, что было у нее в голове, но она отнимала все. Олеся, например, ездила летом в одну семью в Италии – об этих наших поездках я расскажу чуть позже, – и ей там подарили красивый зеленый будильник.
– Тебе это сейчас не нужно, – сказала Людмила Ивановна, подойдя к парте Олеси, – потом у меня возьмешь.
После уроков мы долго шептались с Олесей, хотели попросить обратно будильник, но так и не рискнули. Каждый день прожигали его взглядом – он стоял на учительском столе – и не могли. И я снова думала о том, что, если бы моя мама была рядом, она бы нам помогла. А как без нее с учительницей о таком сложном деле заговорить? Только через несколько лет, уже после выпуска из младшей школы мы, наконец, осмелились подойти.
– Здрасьте, – мы с Олесей заглянули в кабинет Людмилы Ивановны, – а можно будильник забрать?
– Какой еще будильник? – Она удивленно посмотрела на нас.
– Мой, зеленый, – сказала Олеся, – из Италии.
– Ааааа, – учительница тут же надула губы, – я думала, ты мне его подарила.
Так этот будильник и остался у нее. Олеська плакала, хотя и понимала, что все бесполезно – Людмила Ивановна ни за что не отдаст. Такой человек.
А мне, помню, однажды прислали из Италии в подарок крутой рюкзак, полный красивых тетрадок. Они были такие красочные, огромные! И еще в рюкзаке лежали ежедневники и блокноты специально для меня.
– Что тут у тебя? – Людмила Ивановна склонилась над моим сокровищем.
– Рюкзак, – уже предчувствуя беду, тихо прошептала я.
– Можно мне его посмотреть?
Что я могла сделать? Вырвать мою вещь из ее рук? Закричать? Все бы подумали, что я ненормальная. Сглатывая слезы, я едва заметно кивнула. И тут началось.
– О-о-о, какой ежедневник, – она стала выгружать все из моего рюкзака на свой стол, – это тебе не нужно, это мне. И это тебе не нужно, это мне!
Стопка на ее столе росла и росла, превращалась в яркую толстую гору, а рюкзак мой, наоборот, худел и худел. Она оставила мне в итоге всего две тетрадки, в которых я так и не решилась ничего написать – жалко было их пачкать. А через несколько дней после той конфискации она подошла ко мне со своей мерзкой улыбкой.
– Я в твоем ежедневнике записываю свою литературу, – похвасталась она.
Она думала, я этому обрадуюсь, буду гордиться?! Я ничего не сказала в ответ, но внутри меня все кипело. Как будто мне было дело до того, что она там записывает в моем подарке! В тот момент она просто бесила меня!