Этим вечером я получил приглашение посетить дом местного аптекаря, где мне оказали самый теплый прием. Я рассказал аптекарю и его семье о наших полетах с местного аэродрома, и мы отметили наши сегодняшние победы. Лишь в 22.00 я сумел отправиться обратно на аэродром. Температура была минус 40 градусов, и сухой снег неприятно хрустел под ногами. Стояла мертвая тишина, вокруг не было ни огонька, но небо было совершенно чистым, и в нем сияли мириады звезд, поблескивавших, словно бриллианты. Они и освещали мой путь до казармы в школе.
Ужасные холода начала января, от которых не было никакого спасения, наконец немного ослабели, и наше положение стало чуть лучше. Из эскадрильи мы получили три новых истребителя, а один из наших поврежденных «фоккеров» был отремонтирован на заводе в Тампере. Однако условия обслуживания самолетов ничуть не улучшились. Наши механики выполняли свои утомительные обязанности с неизменными улыбками, которые не могли стереть даже чудовищные морозы. Условия, в которых они работали, были невероятно тяжелыми. В течение дня истребители либо находились в воздухе, либо стояли в немедленной готовности к старту, поэтому все обслуживание и ремонт проводились по ночам при свете звезд, чадящих факелов и нескольких масляных ламп. Замена мотора требовала высокой квалификации, аккуратности и силы. Обычно ее делали в теплом ангаре при сильном свете, но в Вяртсиля о таких условиях нельзя было и мечтать, так, воспоминания о былой роскоши. Глядя на эти закутанные фигуры, работающие из ночи в ночь на страшном морозе при тусклом свете масляных ламп, я невольно начал гадать: а кто же проявляет больше мужества, пилоты или механики? Победы всегда засчитывают пилоту, но без верного и умелого механика у тебя не будет никаких побед.
Лыжи, которые я заказал на случай вынужденных посадок, наконец прибыли, мы уложили их в истребители, и я начал размышлять о новых мерах предосторожности. Большинство вражеских самолетов, с которыми мы встречались, были хорошо защищены бронепластинами, но наши D. XXI такой роскоши не имели. Алюминиевая обшивка и полотно были плохой защитой от пуль и снарядов.
Мы с Тату много раз обсуждали проблему и наконец решили испробовать небольшую импровизацию. С русских самолетов, которые упали на нашей стороне линии фронта, мы сняли большое число бронелистов, после чего выгнуть их так, чтобы они превратились в бронеспинки сидений, было не слишком большой проблемой. Единственное, что нам требовалось, так это необходимое разрешение. Я подготовил бумаги и отправил их в штаб с просьбой рассмотреть немедленно, чтобы мы могли начать работы. Но вскоре выяснилось, что я понапрасну трачу время, добиваясь скорого ответа, на мое письмо не последовало никакого ответа вообще. Судя по всему, небольшое увеличение веса вело к ухудшению летных характеристик самолета, но я был уверен, что такая импровизация совершенно оправданна. Это была совсем небольшая плата за спасенные жизни и улучшившийся моральный дух наших пилотов, получивших хоть какую-то защиту на случай внезапной атаки сзади.
Отсутствие ответа не вдохновило меня на писание новых писем. Если не считать боевых донесений, это была единственная бумага, которую я отправил в штаб за все время Зимней войны. Мы не имели собственного штаба, поэтому все документы приходилось выстукивать на ископаемой пишущей машинке, одолженной у разведывательной эскадрильи.
В середине января нас посетил начальник технической службы эскадрильи капитан Юкка Шауманн, чтобы лично разобраться с проблемами обслуживания в Вяртсиля. Этот визит был очень удачным, так как он привез небольшой запас американского табака, что было просто даром небес. Мы сразу бросили местный крепкий табак, и старая трубка Вика начала испускать клубы душистого дыма. Однако добрый капитан ничего не мог сделать, чтобы улучшить обслуживание самолетов.
К этому времени температура значительно повысилась, и однажды даже пошел дождь. Впрочем, его быстро сменила такая плотная метель, что на несколько дней обе стороны прекратили все полеты. И хотя мы на все корки ругали вынужденное безделье, все-таки использовали передышку, чтобы посетить базарную площадь в Вяртсиля, где на всеобщее обозрение было выставлено захваченное вражеское вооружение.
Потом прибыло сообщение, что Истребительную группу L намереваются перебросить на замерзшее озеро Суистамо, примерно в 35 километрах к юго-востоку. Действуя с ледового аэродрома, мы могли сэкономить 4 или 5 драгоценных минут за время полета к фронту. Я поехал на озеро, чтобы выяснить, в каких условиях нам предстоит действовать далее, и вернулся в Вяртсиля крайне мрачным. Дело в том, что под снегом на льду оказался слой воды, поэтому взлет и посадка превращались в смертельно опасный трюк, а условия обслуживания были еще хуже, чем в Вяртсиля, хотя подобное трудно было себе представить. Ну и вдобавок озеро находилось в пределах досягаемости русской тяжелой артиллерии.