Поезд наконец прибыл, и я совершил первую и последнюю свою поездку по железной дороге за время Зимней войны. Поезд уже минут пять бренчал по рельсам, когда начался воздушный налет. Паровоз остановился, и пассажиры начали выпрыгивать из вагонов, пробираясь сквозь сугробы к деревьям. Другие, наоборот, поспешно забились под вагоны, чтобы укрыться от самолетов. Удивленный этой суматохой, я один стоял на ступеньках вагона. Было ужасно холодно и совершенно тихо. Время шло. Пятнадцать минут… Тридцать… Наконец прошел целый час, но никакие самолеты так и не появились. Затем в направлении Сортавалы мы увидели несколько ярких вспышек, и вдалеке возник гул авиамоторов. Еще несколько вспышек, и налет завершился! Я почувствовал огромное облегчение, когда расстался с этим медленным, ненадежным и очень уязвимым средством транспорта на вокзале Сортавалы, пересев в ожидавшую меня машину. Через час я был в Вяртсиля.
Подошел канун Нового года, однако Истребительная группа L по-прежнему торчала в Вяртсиля. Четверо из нас взлетели, несмотря на низкую облачность, и хотя ее нижняя граница находилась на высоте около 100 метров, отправились патрулировать в районе Коллаанйоки – Сюскиярви. Дикая местность внизу выглядела просто великолепно. Покрытый снегом еловый лес простирался насколько хватало глаз, и не было видно никаких признаков человеческого жилья. Совершенно внезапно один русский И-16 выскочил из тучи, его пилот, похоже, не подозревал о нашем присутствии. Иллу, летевший справа от меня, бросился на русского, словно ястреб, в считаные секунды он прицелился и дал очередь. Видимо, он попал, потому что русский истребитель немедленно свалился на крыло и рухнул в сугробы.
Унылый полет продолжался, но вскоре все переменилось, теперь уже нас атаковали русские истребители. Вокруг замелькали трассы, вынудив нас отчаянно маневрировать, чтобы увернуться, завязалась безумная «собачья свалка». Финские и русские летчики немедленно стреляли, как только противник оказывался на прицеле. В какой-то момент я поймал русского на перекрестие, но уже в следующую секунду сам был вынужден судорожно уклоняться от его очереди. Ситуация менялась моментально, и результаты стрельбы были неважными, так как нормально прицелиться в подобных условиях было просто невозможно, ведь бой шел буквально над самыми верхушками деревьев. Я стрелял под самыми немыслимыми углами, мой «фоккер» метался, словно щепка в водопаде. Русские напоминали стаю рассерженных ос, и я не мог сказать, были у них потери или нет. Затем русские исчезли в тучах так же внезапно, как и появились. Мы с облегчением построились и направились к своей территории.
Во время обратного полета в Вяртсиля я начал прикидывать шансы на спасение пилота, совершившего вынужденную посадку в этой глухомани. Они были очень скромными, особенно если летчик будет ранен при посадке. Однако если у него окажутся лыжи… Сразу после посадки я отправил требование на восемь пар складных лыж с легкими металлическими палками. Их следовало уложить в фюзеляжи наших «фоккеров», в этом случае шансы на спасение таких опытных лыжников, какими были мы все, резко повышались.
Мы слишком устали, чтобы праздновать наступление Нового года, 1939 год уступил место 1940-му, когда мы громко храпели во сне. Несмотря на сильные холода – позднее я узнал, что это была одна из самых холодных зим за всю историю Финляндии, – первый день нового года начался с лихорадочной активности. Как только рассвело, мы вылетели на перехват. В течение всего дня один вылет следовал за другим, и мы провели несколько воздушных боев. Они были настолько интенсивными и продолжительными, что трудно было определить счет эскадрильи за этот день. Однако позднее мы нашли обломки 3 русских бомбардировщиков на своей стороне линии фронта, их сбили Йоппе Кахунен, Вик Пытсия и Топи Вуоримаа.
К этому времени мои опасения насчет исправности самолетов начали быстро расти, наши «фоккеры» явно устали от непрерывных боев в ужасных погодных условиях. Так как возможности обслуживания в Вяртсиля были минимальными, боевые повреждения ремонтировались кое-как. Один «фоккер» ожидал замены мотора, у другого пропеллер был весь изрешечен пробоинами из-за отказа механизма синхронизации. Наши силы сократились до 6 боеспособных машин, и я доложил о состоянии дел в штаб эскадрильи, потребовав прислать новые самолеты из других звеньев, чтобы продолжать полеты. Однако наши ремонтные службы на Карельском фронте работали с предельным напряжением. Мне еще удавалось постоянно держать в воздухе 4 патрулирующих истребителя, но их состояние ухудшалось буквально с каждым часом!