Я шел с Ганнибалом

— Но на этот раз мы прибыли не на кораблях, мы пришли по суше. И какая им теперь польза от этих дьявольских мостов? Какая им польза от нашего моря, если у нас есть их земля? — Карталон засмеялся так, будто Рим и Сицилия были у него в кармане. — Давайте рассказывать римские сказки! — И он указал на меня кивком головы: — Пусть он узнает, каковы они на самом деле. Пусть узнает их героев! Расскажи ему об их консуле, которого звали Регул! Нет, — продолжал он, не переводя дыхания, — пусть сначала услышит от меня, как об этом римляне рассказывают! Слышишь, римляне! Не пропусти ни слова: во время первой войны, когда Рим напал на Карфаген, римляне переплыли море и вышли на африканский берег, чтобы завоевать Карфаген. К несчастью для римлян, консул, главнокомандующий, который, как храбрый человек, сражался в первых рядах, попал в руки карфагенян. Карфагеняне хотели закончить войну как можно скорее и сказали захваченному консулу Регулу: «Ты рискуешь своей жизнью, но мы хотим, чтобы ты вернулся в Рим. Война уничтожит и нас и вас, — сказали они, — объясни это своим людям! Если тебе это не удастся, дай нам слово чести, что ты вернешься к нам и будешь нашим пленником…» Так сказали карфагеняне. И что же Регул? Он дал слово чести и отбыл в Рим… А там? Слушай внимательно! Он, держащий свободу в одной руке, плен и пытки — в другой, отказался от свободы, потому что это было бы для него позором, он призвал римлян продолжать войну, пока Карфаген не превратился в руины. Благородный человек, верный своему слову, он отдал себя в руки врагов, вернувшись назад, а карфагеняне, вне себя от ярости из-за того, что провалился их план, разорвали его на куски, как бешеные собаки! А теперь расскажи ты, — обратился он к Силену.

— Регул, — сказал Силен спокойным голосом, — хотел завоевать Карфаген. Но у него ничего не получилось, и его взяли в плен. А что еще хуже — он умер в плену. Карфагеняне сообщили о его смерти римлянам. Когда вдова консула узнала об этом, она приказала предать пытке двух благородных карфагенян — Бостара и Гамилькара, которые были у нее в доме рабами. От пыток Бостар умер, а Гамилькар остался калекой на всю жизнь. Но чтобы спасти репутацию семьи, Регулы выдумали[61] историю о слове чести, о героическом возвращении и об ужасном убийстве Регула карфагенянами…

— Вот каковы они! — сказал Карталон. — Могут сочинить любую ложь и быть до крайности жестокими. — Он посмотрел на меня, глаза его пылали. — Бостар мертв, Гамилькар калека… Вспомни об этом, когда придет наш день и мы посчитаемся с ними!

Карталон страдал от того, что проходило время, а война, как он говорил, «не двигалась с места». В то время никто, кроме Ганнибала и его ближайших советников, не знал, что приближается вторая римская армия. Консул Семпроний[62] со своими легионами ускоренным маршем продвигался из южной части страны, где он прикрывал римлян от возможного нападения карфагенского флота. Семпроний был пылким человеком. Он стремился доказать, что достоин звания полководца. Как только он прибыл в римский лагерь под Требией, то начал убеждать Сципиона, который еще не оправился от раны, напасть на карфагенян и выгнать их из страны. Ганнибал прекрасно понимал, какие перемены наступят в римском лагере с приездом Семпрония. Он ничего не сделал, чтобы помешать встрече двух армий. И теперь он тоже ничего не предпринимал, чтобы организовать переход своей армии через Требию.

— Пусть это сделают римляне, — заявил он своим начальникам.

Вместе с ними и с начальниками союзных частей произвел он разведку на этой стороне Требии: сюда — на это поле битвы — он надеялся заманить врагов. Поле огибал ручей, впадающий в Требию. Ручей вымыл здесь глубокое русло, на крутых берегах его рос кустарник. Здесь можно было устроить засаду из нескольких сот всадников. Командиром над отрядом всадников Ганнибал назначил Магона. Остальные войска должны были занять позиции на берегу Требии, избегая атак со стороны противника, чтобы у римлян создалось впечатление, будто пунийцы не так сильны, чтобы вступить в открытый бой. Бои должны были идти сначала только на флангах. Ганнибал хотел заманить римлян в ловушку, охватить их под конец с трех сторон и отрезать им отступление к реке. На одном из флангов римские когорты должны быть атакованы и смяты слонами.

Все это объяснил мне Карталон. Он не сомневался, что для римлян близится последний день. И уверял меня, что слоны сыграют в этой битве решающую роль. Он еще раз напомнил мне, как надо управлять слоном, а когда я спросил его, будет ли он сидеть на Суре вместе со мной, его лицо омрачилось.

— Мы все представляем из себя мишени, и любого из нас могут убить, — сказал он мне. — Но у меня такое чувство, что скорее попадут в меня, чем в тебя.

Мне стало неловко.

— Сура тоже могут убить.

Я собирался сказать еще кое-что, но он перебил меня:

— Когда убивают слона, он умирает не сразу. Даже самые жестокие раны не могут его сразу остановить. Возможно, он обезумеет от ран, перестанет подчиняться и начнет топтать своих… Я знаю, такое случалось…