Я шел своим путем. Ким Филби в разведке и в жизни

Мы с Кимом всегда приглашали друзей по случаю знаменательных дат. Мне запомнилось, как мы отмечали мое сорокалетие. Так как 1 сентября выпало на понедельник, мы решили праздновать накануне, в воскресенье. Собралась наша обычная компания, за исключением одной подруги, Лены, которая отдыхала с детьми на даче. Ее муж, Слава, пришел один, а Ким, как всегда, не забыл купить джин, который тот очень любил…

Гости разошлись далеко за полночь. Так как Слава не успевал на метро, мы уговорили его остаться у нас на ночь и уложили на диване в гостиной.

Наутро, выходя из спальни, Ким в испуге бросился обратно и стал меня будить:

— Руфа, там кто-то лежит и дышит!

Почему-то его особенно напугало то, что неизвестный дышит.

— Это Слава, — пробормотала я в полусне, повернувшись на другой бок, и тут вспомнила, что сегодня 1 сентября — первый день учебного года, а Слава преподает в институте.

Подбежав к Славе, который все еще спокойно дышал, спросила:

— Ты не опоздаешь на работу?

— Нет, — безмятежно ответил он, не размыкая глаз.

— Сегодня 1 сентября, — напомнила я.

— Что ты такое говоришь?! — подпрыгнул Слава и, проглотив чашку кофе, побежал к своим студентам.

Потом позвонила мама:

— Поздравляю тебя с 39-летием.

— С 40-летием, — поправила я.

Наш спор разрешил Ким, подсчитав с карандашом, что мне действительно стукнуло 39 лет, как ни трудно было ему поверить, что женщина в таком преклонном возрасте добавляет себе лишний год. А я кинулась обзванивать своих друзей, чтобы исправить свою ошибку и сообщить, какая я на самом деле молодая!

ПЕРВЫЕ МОСКОВСКИЕ ВПЕЧАТЛЕНИЯ

Когда я встретила Кима, он уже семь лет жил в СССР. По его отдельным высказываниям я поняла, какие это были трудные для него годы. Вообще он был не из тех бойцов, которые любят вспоминать минувшие дни, и редко рассказывал о своих переживаниях. И только иногда у него прорывалось с болью:

— Ты не представляешь, какой я был несчастный человек!

Говорил Ким о первых годах жизни в Москве. Тогда он страдал от бездеятельности и ненужности:

— Я был переполнен информацией, и мне хотелось все отдать. Я писал и писал бесконечные меморандумы, пока не понял, что они никому не нужны, их даже никто не читает.

Удивляясь, что у нас в стране во всем разлад, Ким говорил: «Я прекрасный администратор и мог бы наладить любое дело, ну, к примеру, транспортное агентство. Только при условии, что мне не станут мешать и я буду сам подбирать кадры».

Тем временем на Западе писали, что Ким Филби каждый день отправляется в машине с шофером на Лубянку, где у него важный пост и собственный кабинет. На самом деле в стенах КГБ он побывал только в 1977 году, спустя 14 лет после своего приезда, да и то в качестве гостя. Выступая там перед коллегами, Ким не без иронии сказал: «…я обладал официальными пропусками в семь главных разведывательных центров: в четыре британских — СИС, УСО, МИ-5 и Школу кодирования и шифрования; в три американских — ЦРУ, ФБР и Агентство, национальной безопасности. Таким образом, я могу утверждать, что это восемь главных разведывательных организаций, в которые я сумел проникнуть».

А тогда, в 60-е годы, он пытался покончить с собой, перерезав вены.

Однажды я случайно нащупала жесткие шрамы на его левом запястье, и у меня непроизвольно вырвалось:

— Откуда это?

В тот момент Ким приканчивал третью порцию виски и высокопарно пробормотал, что было ему несвойственно:

— Мы, коммунисты, должны терпеть, быть сильными и не поддаваться слабости.

Тем не менее даже в таком состоянии он не проговорился и, отдернув руку и сжав кулаки, сказал:

— Никогда не спрашивай меня об этом.

И я не спрашивала.

Обычно Ким предпочитал вспоминать курьезные моменты. Он любил рассказывать мне о своих первых московских впечатлениях. Так, выйдя впервые на прогулку по городу, он решил заглянуть в гастроном. Открыв дверь, он пропустил вперед женщину. Вдруг, отталкивая его и женщину, туда хлынула толпа. Прижатый к двери, Ким долго стоял в позе регулировщика.

Вместе с тем в Киме была выделявшая его в толпе какая-то притягательная сила. С ним любили поговорить старушки и заигрывали дети. Его часто одолевали на улице вопросом: «Как пройти?..» Не зная русского языка, он выучил наиболее короткий ответ: «Туда» — и указывал направление. Москву Ким изучил досконально и составил схему, где отметил все общественные туалеты. Однако, когда он научился говорить по-русски и был в состоянии подробно объяснить вопрошающим, куда идти, его стали слушать с недоверием и обычно следовали в противоположном направлении.