Я шел своим путем. Ким Филби в разведке и в жизни

Услышав это, я обрадовалась, мне стало легче мириться с собственной тупостью, так как и я не могла разобраться в системе и логике построения кроссвордов даже после объяснений Кима. Ему же удавалось разгадать любой кроссворд до конца, не оставив ни одной незаполненной клеточки.

СНОВА В ДЕЛЕ

Примерно через год-два после нашей свадьбы Кима стали время от времени загружать работой, которую приносили и уносили кураторы. Ким сразу включался в очередное задание, хотя внешне ничего не менялось в его поведении. Он продолжал заниматься обычными повседневными делами, пока вынашивал свои идеи, не делая никаких записей или пометок. Но даже во время нашей беседы я чувствовала, что его мысли далеки от меня.

Так проходили день, два, от силы неделя… Потом Ким садился за машинку и начисто печатал свой труд. Об окончании работы я сообщала куратору по телефону.

Когда куратор говорил, что задание срочное, Ким, понимая это буквально и ко всему относясь очень ответственно, немедленно принимался за работу и выполнял ее молниеносно. Его очень удивляло, что куратор не всегда спешил забрать «срочную» работу.

Разумеется, я не имела никакого представления о содержании заданий, которые выполнял Ким. Во-первых, меня это совсем не интересовало, а во-вторых, я считала, что чем меньше знаю шпионских секретов, тем лучше для меня. Ким обычно коротко комментировал очередное задание: «Это довольно интересно» или: «Очень скучно». Последнее звучало чаще. Насколько я понимала из его сухих замечаний, он получал изложенные кем-то идеи или заготовки, которые ему приходилось доводить «до ума». Он часто выходил из себя, считая, что очередная идея не стоит и выеденного яйца, просто бессмысленная трата времени. Иногда Ким загорался энтузиазмом, говорил, что получил трудное, а значит, интересное задание. Однажды он сказал, что результат его труда получил большой резонанс, и очень гордился этим.

Спустя некоторое время характер работы Кима существенно изменился: она стала носить систематический и упорядоченный характер. Вместо куратора, выполнявшего роль курьера, у Кима появился постоянный работодатель — Георгий. Он приходил регулярно, раз в неделю, и они вдвоем на несколько часов закрывались в кабинете, куда я время от времени приносила чай, чтобы поддержать их творческую активность. Закончив свой труд, они переходили в гостиную и с чувством выполненного долга расслаблялись за бутылкой коньяка.

«Приступы лихорадочной профессиональной деятельности перемежались у меня с погружением в мое старое кресло, «чтобы заполнить пробелы в чтении газет». Грубо говоря, это означает, что между вспышками лихорадочной активности я лентяйничал. Когда Вы доберетесь до моего возраста, Вам, возможно, захочется поступать так же», — писал Ким М.П. Любимову 27 января 1980 г.

Как впоследствии рассказывал мне Георгий, это была его идея — привлечь Кима к активной работе. Он изложил свою идею О.Д. Калугину, который тогда руководил контрразведкой, и тот согласился.

В 1980 году у Георгия начались разногласия с его непосредственным начальником, причем настолько серьезные, что позднее ему пришлось поменять место работы. Его визиты к Киму неожиданно прекратились. Он просто исчез, как прежде исчезали наши кураторы. Вместо него пришел Анатолий, и работа продолжилась.

Спустя несколько месяцев после своего исчезновения Георгий неожиданно появился у нас (без предупреждения о своем визите по телефону, что было необычно) и рассказал, что ему было приказано прервать всякие контакты с Кимом, не вдаваясь в объяснения. Тем не менее он счел своим долгом известить нас об этом. Георгий почему-то (!) говорил шепотом и выглядел необычайно взволнованным и таинственным. Он был первым из «пропавших без вести», кто в конце концов объявился.

Анатолий работал с Кимом недолго, вскоре уехал в командировку, предупредив об этом, и оттуда присылал трогательные послания. Юрий, сменивший Анатолия, работал с Кимом до самого конца. Ким ценил профессиональные качества всех троих. Ему было легко и интересно с ними работать.

Между тем ко многим действительно ценным советам Кима совсем не прислушивались в КГБ. Я помню, как однажды к нам пришел О.Д.Калугин. И радостно сообщил о победе исламской революции в Иране. Ким, наоборот, расстроился, предвидя опасность распространения ислама. Его удивляли недальновидность и некомпетентность наших политиков, не осознававших этой опасности. Свое отношение к аятолле Хомейни Ким изложил в письме Грэму Грину 2 января 1980 г:

«…Не думаю, что на основании лишь того, что я — сын своего отца (Сент-Джон Филби принял ислам. — Р. П.-Ф.'), я имею право говорить об аятолле. Я никогда не был человеком религиозным, и потому мне, наверное, труднее, чем многим, понять неразумность поведения, даже своего собственного. Я склонен рассматривать аятоллу омерзительным старым обманщиком, а его драгоценную Исламскую республику — бессмыслицей».