Я шел своим путем. Ким Филби в разведке и в жизни

Примерно в это же время я чуть было не нажил себе серьезные неприятности. Я уже упоминал, что центральный архив, где хранились материалы СИС, находился в соседнем с Гленалмондом помещении. Билл Вудфилд, начальник архива, вскоре стал моим приятелем. Мне говорили, что пурпурный цвет — единственный, которого нет в радуге. Если так, то лицо Билла никак не могло быть связано с радугой. У него была слабость к розовому джину, которую я разделял, и притворно стыдливое пристрастие к скабрезным анекдотам. Мы часто встречались, чтобы поболтать обо всяких служебных интригах, в чем у него был немалый опыт. Эти дружеские отношения оказались выгодными, так как я стал получать дела из архива значительно быстрее и легче, чем многие мои коллега. В архиве совершенно не хватало работников, да и те, что были, зачастую оказывались недостаточно квалифицированными.

В архиве хранились дела, известные как книги-источники. В них содержались данные и характеристики агентов СИС, действовавших за границей. Мне, естественно, хотелось иметь сведения об агентах, работавших на Пиренейском полуострове, однако изучение книг-источников по Испании и Португалии только разожгло мой аппетит. Я стал упорно работать над книгами, стремясь как можно больше узнать о деятельности СИС в целом. Когда я дошел до книги-источника по Советскому Союзу, выяснилось, что она состоит из двух томов. Проработав до полного удовлетворения оба тома, я обычным порядком вернул их в архив.

Примерно через неделю Билл позвонил и попросил у меня второй том книга о русских источниках. Справившись у секретаря, я позвонил и сказал, что, согласно нашему журналу, книгу возвратили в архив такого-то числа. После бесплодных поисков в архиве Билл усомнился в правильности нашего учета и потребовал еще раз проверить. Я перевернул все вверх дном, но безрезультатно. Мы раза два встречались с Биллом в тот вечер за стаканом джина, чтобы обсудить это таинственное происшествие. Билл сказал, что по существующим правилам он должен немедленно доложить об утере книги-источника начальнику Службы. Мне удалось убедить Билла повременить несколько дней. Мое беспокойство росло. Я сомневался, чтобы шеф положительно оценил мое исключительное рвение по штудированию источников, тем более что это привело к утере тома, изучение которого не входило в сферу моей деятельности.

Сгущавшиеся тучи внезапно рассеялись. Билл позвонил и принес мне «глубокие личные извинения». Оказалось, одна из его секретарш, занимавшаяся этими книгами, в целях экономии места на полке объединила два тома в один Потом секретарша заболела гриппом и несколько дней отсутствовала. Когда она вышла на работу, Вудфилд спросил ее о книге, и она сразу вспомнила, что сделала с ней. Я милостиво принял извинения и предложил Биллу встретиться вечером, что мы и сделали, потопив мучительное воспоминание в розовом джине. Помнится, я на какой-то миг подумал, что очень люблю пурпурный цвет, но уже на другое утро раскаялся в этом.

АНГЛИЙСКИЙ И СОЮЗНИЧЕСКИЙ РАЗВЕДЫВАТЕЛЬНЫЙ КОМПЛЕКС

Каугилл любил семейную атмосферу, поэтому жизнь и работа в секторе V протекали в теплой, даже чрезмерно уютной обстановке. Офицеры и секретарши, поступив в сектор, сразу начинали называть друг друга по имени. Порой казалось, что в один прекрасный момент все сотрудники вдруг усядутся за игру в карты. Иногда это досаждало, но здесь была и своя профессиональная выгода. Никогда не составляло труда узнать, чем заняты твои коллеги: что знал один, становилось известно всем. Такая обстановка предоставляла мне полную свободу передвижения. Каугилла не интересовало, когда и каким способом выполнена работа. Важно, чтобы она была выполнена, а учитывая количество сыпавшихся на нас документов, это было не таким уж малым требованием. Это означало, что я практически в любое время мог отправиться в Лондон под предлогом развития контактов с секциями СИС в Бродвей-билдингс, с МИ-5 и другими государственными учреждениями, заинтересованными в нашей работе. У меня вошло в обычай совершать такие поездки раз в неделю. Я брал с собой портфель, набитый документами, и длинный список визитов. Я также добровольно соглашался на ночные дежурства в Бродвее раз или два в месяц. Это было полезным занятием, так как телеграммы, поступавшие ночью изо всех уголков мира, проливали дополнительный свет на деятельность Службы[43].

Бродвей представлял собой мрачное здание со множеством деревянных перегородок и окнами с матовыми стеклами. Восемь этажей обслуживал один допотопный лифт. В одно из моих первых посещений я оказался в лифте с каким-то сотрудником, с которым лифтер обращался особенно почтительно. Незнакомец бросил на меня быстрый взгляд и отвернулся. Он был хорошо сложен, хорошо одет, но больше всего меня поразила его бледность — бледное лицо, бледные глаза, светлые с проседью, редеющие на макушке волосы. Когда он вышел на четвертом этаже, я спросил, кто это был.

— Что вы, сэр? Это же шеф! — ответил лифтер с некоторым удивлением.