Я уже говорил, как разногласия между СИС и МИ-5 помогли моему назначению в сектор IX. Теперь мне необходимо было продолжать работать и строить отношения с МИ-5 на новой, дружественной основе. Моим коллегой в МИ-5 был Роджер Холлис, начальник сектора, занимавшегося делами советских граждан и членов компартий. Это был приятный человек, склонный к осторожности. Он пришел в МИ-5, как это ни странно, из англо-американской табачной компании, которую представлял в Китае. Хотя ему не хватало некоторой доли легкомыслия, что я считаю важным (в умеренной дозе) для всякого нормального человека, мы с ним быстро поладили и вскоре обменивались информацией без ограничений с обеих сторон. Мы оба были членами Объединенного разведывательного подкомитета, занимавшегося вопросами коммунистического движения, и всегда вырабатывали согласованную точку зрения, чтобы изложить ее менее информированным представителям других департаментов Службы и Министерства иностранных дел.
Хотя Холлису не удалось достичь многого в работе против советской разведки, он успешно добывал информацию о внутренних делах английской коммунистической партии весьма простым способом: установил микрофоны в штаб-квартире на Кинг-стрит. Результатом был приятный парадокс. Микрофоны неуклонно свидетельствовали о том, что Коммунистическая партия Англии отдавала все силы, чтобы помочь стране выиграть войну, так что даже Герберт Моррисон, который жаждал крови коммунистов, не мог найти законных способов запретить деятельность партии.
В начале 1945 года, когда сектор был должным образом укомплектован и размещен, для меня настало время посетить некоторые из наших резидентур за рубежом. Я имел целью возместить тот ущерб, который нанес Стептоу, а также обсудить с нашими резидентами пути и средства получения информации, интересующей сектор IX. Я без труда выполнил первую часть моей миссии: просто — рассказал всем, кого это касалось, что в качестве первого шага в своей новой должности я уволил Стептоу. Эта новость была встречена со всеобщим одобрением. Вторая часть оказалась много труднее. Объект нашей деятельности был невидим и неслышим — для СИС советской разведки словно и не существовало. Так что в результате всех переговоров мы смогли прийти лишь к общему решению: продолжать собирать мелкие сплетни о сотрудниках советских и восточноевропейских дипломатических представительств и о членах местных коммунистических партий. За время моей службы не было ни одной сознательно задуманной операции против советской разведки, которая принесла бы какие-то результаты. СИС жила лишь неожиданными подачками, которые судьба буквально бросала иногда ей в руки, если не считать одного-двух исключений, о которых я скажу позже. Эти подачки приходили в виде редких перебежчиков из СССР. Они «выбирали свободу», подобно Кравченко, который, последовав примеру Кривицкого, быстро разочаровался и покончил жизнь самоубийством. Но что они искали — свободу или хорошо наполненные тарелки? Любопытно, что ни один из них не согласился остаться на своем месте и рискнуть головой ради «свободы». Все они обрубили концы и кинулись в безопасное убежище.
Мои поездки во Францию, Германию, Италию и Грецию были в какой-то степени поучительными, поскольку дали мне возможность познакомиться с различными тинами организации резидентур СИС за рубежом. Но после каждой поездки я все больше приходил к заключению (не испытывая при этом огорчения), что английской разведке потребуются годы и годы, чтобы заложить какую-то основу для работы против Советского Союза. В результате в то время у меня в памяти остались скорее мелкие происшествия, чем какие-либо реальные достижения. В Берлине, например, меня угостили охлажденным инсектицидом, который хозяин искренне принимал за пиво. Мой визит в Рим был омрачен бесконечной склокой по поводу транспорта для заведующего отделом паспортного контроля посольства: имеет он право на служебную машину или нет. В Бари я способствовал тому, что одного очень неприятного человека выбросили с парашютом в Югославии, но вместо того, чтобы сломать себе шею, он сумел вернуться назад. В Лариссе я наблюдал одно из атмосферных чудес, которыми так славится Греция, — две совершенно отдельные грозы: одна над Оссой, другая над Олимпом, в то время как вокруг нас над Фессалийской равниной было чистейшее голубое небо.