Я шкурой помню наползавший танк

Дальше, по правую руку, прорезанные в скалах ущелья водостоки. По ним в Кальмиус скатываются крошечные ручейки, которые заботливо прикрыты кустиками колючего барбариса. Здесь от жары прячутся двухметровые полозы-желтобрюхи. Они дремлют, уткнув похожие на булыги головы в сырой мох.

Но по-настоящему я оценил этот уголок земной благодати лишь когда вернулся в смрадный, как рукавицы золотаря, город. И вдобавок испытал приступ белой зависти к далеким предкам, которые имели возможность селиться под солнцем по велению души.

РУРКА – СОСУД ОКАЯННЫЙ

Служивый оказался прав, утверждая, что из всех видов земляных работ сегодня на первом плане сооружение оборонительных бастионов. Оставила свои следы война и на месте древнего стойбища. В одном из раскопов, под крестом из жердей, следы танковых гусениц и отстрелянные унитары. Они валяются вперемешку с черепками посуды производства второго-третьего тысячелетия до нашей эры.

Кальмиусская излучина, куда напротив острова Андрея Первозванного, впадает шустрая Капурка, – бесподобный уголок природы, где человек просто обязан отречься от ненависти, войны, смерти. Но, увы, нет ему и здесь покоя. Чуть выше по течению без передыху бьет пушка боевой машины пехоты, да периодически хлопают минометы.

И все-таки я не упускаю возможности поймать свою жар-птицу. Спускаюсь в старый раскоп и подобранным унитаром принимаюсь ковырять осыпающую стенку. И вот она, удача – к моим ногам вместе с окатышами суглинка падает прилично сохранившаяся рурка, в которой пращуры варили воспетое безымянным автором «Рогнеды» маковое зелье.

Но я возвращаю находку на прежнее место. Пусть дождётся похожую на серую мышку практикантку, которая через решето просеивала историю. Главное, чтобы война ушла из речной излучины раньше, чем отстрелянные унитары в землю. Попробуй потом разберись, как ржавое железо оказалось в одной обойме с доисторическими черепками.

ПЫТКА ОГНЕННЫМ ТУМАНОМ

Если война пришла на порог твоего дома, то вовсе не обязательно ездить за репортажами в Солнцево или Седово. Достаточно выйти во двор – и ты уже на работе.

Туман дырявой рогожкой прикрыл уличный фонарь и отдалил громыханье камнедробилок, которое впервые приехавший в мой город человек может принять за шум горного потока. Из сада тянет острой свежестью, пахнет укропом и отсыревшими бутонами циркусов.

Однако скоро сюда могут вломиться снаряды. Они скомкают ароматы летней ночи и заставят умолкнуть созвучные с горными потоками камнедробилки. Мне даже кажется, что я солнечным сплетением ощущаю задранные оглоблями чумацких возов орудийные стволы. А может, это будут танки, чьи дымящиеся остовы я фотографировал в сосновом бору близ Солнцево. Словом, скоро начнётся пытка бомбардировкой, горше которой бывает лишь ее ожидание.

Я не трус, но и не храбрец, а скорее из сорта людей, которым просто лень трястись за сохранность собственной шкуры. Во время предыдущей бомбардировки сунулся было с кошкой на руках в подпол, но та запротестовала, и мы с ней вернулись к телевизору.

Хозяйка обозвала нас «дураками» и осталась там, где полагается находиться в такие минуты рассудительному человеку. Кстати, процесс погружения она проделывает не хуже трюмного машиниста с подводой лодки. Хотя, если честно признаться, позапрошлой ночью даже моя ленивая шкура зачесалась по всей площади. Уж больно близко застучали в саду осколки, а потом стегануло по кронам черешен шипучими брызгами. Утром подобрал пяток ампутированных веток и ограничился визуальным осмотром дома. Как говорят в таких случаях: при ясной погоде нет смысла ремонтировать крышу, а если дождь, то какой же идиот туда полезет.

ВОДОПРОВОДЧИКАМ МЕДАЛИ НЕ ПОЛОЖЕНЫ

Сосед Геннадий данную точку зрения не разделяет. Он первым делом задул строительной пенкой пробоины в кровле, а потом явился ко мне с просьбой одолжить лист оконного стекла.

– Забрал к себе мать, думал – здесь поспокойнее, чем на этажах, а вышел полный кабздец. Но откуда же мне было знать, что осколки выберут окно спальни, которую уступил родительнице?

Рассказывает, а сам хохочет, поблёскивая отполированной макушкой, которую бесстрашно подставляет августовскому солнцу, февральским вьюгам и судьбе.

Но другим не до смеха. Шесть домов на моей улице основательно повреждено, с одного смахнуло крышу, под фонарным столбом торчит оперение реактивного снаряда, рядом с перекрёстком воронка. Однако народ, похоже, уже пришел в себя. Возле воронки спорят две соседки, постарше и помоложе.

– Это «Град», – говорит первая.

– Ничего подобного, – утверждает другая. – Установка залпового огня.

Так спорят до тех пор, пока не вмешивается проходивший мимо с листом оконного стекла третейский судья Геннадий:

– То же самое яйцо, только в профиль. Вы бы, гражданочки, аварийной машине дорогу уступили.