Я шкурой помню наползавший танк

– Фотоаппарат оставьте в машине, – посоветовал ополченец. – Наш старшой все равно откажется позировать. У него семейство в Курахово, а там нацики окопались.

Старшему блокпоста около тридцати, однако шахта уже успела оставить на лице хронические метки. Перехватив мои вопрошающий взгляд, смеётся:

– Перед самой войной теща соизволила в гости пожаловать. Она из села на берегу симпатичнейшей речушки Весела Боковенька… Покатал ее по Донецку, потом приезд отметили, а вечером слышу – тёщенька интересуется у родимой дочурки:

– Чого цэ твий чоловик очи красыть? Вин часом нэ голубый?

– Шахтер он. И то не краска. Угольная пыль. Ее никакое мыло не берет.

Общаемся со старшим блокпоста в блиндаже размером чуть более братской могилы на троих. Только в половину ее глубины. Над головой жиденький накат в один слой, между жердями полиэтиленовая пленка просвечивает. Похоже, парни больше уповают на защиту Богородицы, иконка с ликом которой пришпилена деревянными колышками к земляной, в прожилках корешков пырея, стене.

По словам нового знакомого, образок он подобрал в Славянске рядом с пожарищем. Домишко сгорел, а она уцелела. Наверное, взрывом выбросило через окно. Очистил от копоти и теперь возит с собой.

– Мы тогда отступали, – добавляет старшой. – Но ничего, скоро пойдем вперед, а за компанию с нами и Божья Матерь.

Благодарю за гостеприимство и бужу Вольдемара.

– Будьте осторожны, – предупреждает ополченец. – Мы-то машины в обе стороны пропускаем беспрепятственно, но как вас встретят укропы, они за картофельным полем отаборились, ведать не ведаю.

Встретили без хлеба и солонки, которая должна венчать маковку каравая. Но и без враждебности.

По крайней мере, старший блокпоста, призванный из запаса сержант, без особых колебаний согласился ответить на интересующие меня вопросы. Правда, взамен попросил об одолжении:

– Пусть водитель свозит моих ребят в железнодорожный магазин. Курево на исходе. Ну, а вас приглашаю в хату, чаек поспевает.

«Хата» призванного из запаса сержанта – копия блиндажа ополченцев, с той лишь разницей, что укрыта наполненными черноземом ящиками из-под реактивных снарядов, а иконка Богородицы пришпилена к земляной стене винтовочными патронами.

– Точно такую, – говорю сержанту, – я видел сегодня.

– Наша лучше, – отвечает тот, разливая по солдатским кружкам чай. – Картофельное поле возле нас почти всё утыкано «градинами», но никого не зацепило. Надеюсь, когда пойдём вперёд, она с тем же успехом будет защищать нас.

Я не стал разубеждать сержанта. Грядет час, сам поймет, что перейти иное поле труднее, чем целую жизнь прожить. Да и мысли были заняты другим. Не шли из головы пришпиленные к земляным, с прожилками корешков пырея, стенкам солдатских блиндажей иконки Божьей Матери.

Хотелось бы знать, чью сторону займет она? Дарует победу одним и тем самым погубит других? Или все-таки сумеет образумить тех, кто начал забывать о главной заповеди: «Не убий»?

ПРОЛИТАЯ КРОВЬ ТРЕБУЕТ ОТМЩЕНИЯ

Добрую половину пути от картофельного поля до Старобешево кормчий развлекал меня рассказом о поездке в железнодорожный магазин:

– Посадили двоих солдатиков, один – средней комплекции, второй чуть повыше карабина, с которым в обнимку ехал. Всё допытывался, почему в пристанционном посёлке домишки такие убогие.

– Какого же ты тогда хрена, – спрашиваю, – с винтарём сюда приперся? Людям, по твоим же словам, и так не мед.

Ничего не ответил, тут же переключился на продавщицу магазина. Сильно она ему понравилась. А как не понравиться, если в ней сто восемьдесят сантиметров сдобы из муки высшего сорта?.. Начал приставать к ней: мол, мне вуйко хату на восемнадцать комнат отписал, царицей в ней будешь.

– Согласилась?

– А то ты наших девок не знаешь? Они и в шалаше жить согласны, лишь бы муж любил без перерыва на обед и на сон… А этот? Запутается в наволочке, выковыривай его оттуда… Есть на данную тему анекдотец знатный. Приходит хиляк в больницу, жалуется доктору: «Удушьем страдаю. Жена ляжет сверху, а я задыхаюсь». – «Поменяться местами не пробовали?» – «Э не, доктор, так меня укачивает».

– На дорогу смотри. Видишь – зверюга курс пересекает?

– То не зверюга, – поправляет кормчий, притормаживая у обочины. – Слепыш, букашка подземная, ради такого не стоило останавливаться.

– Почему же из машины выйти боишься?

– Хрен знает, что у него на уме. Клыки-то вон какие. Интересно, чего это он из подземелья выполз?

– Наверное, как и всякий, кому жизнь дорога, собрался покинуть зону боевых действий.

Сказал первое, что на ум пришло. Однако попал в точку. То, что издали казалось забытой у обочины тракторной тележкой, при ближайшем рассмотрение вызвало у нас шок.

– На своему веку, – молвил кормчий, – всяких аварий насмотрелся, однако разбитый прямым попаданием снаряда грузовик вижу впервые. Да еще, чтобы вокруг него все было усеяно консервными банками… Предлагаю пошарить, вдруг бычки в томате, из них славный борщец получается… Хотя и зовут ту консерву братской могилкой…