Наверное, нечто подобное испытываешь при встрече с женщиной, которую запомнил жизнерадостной девой. Всматриваешься в выжженные до цвета остывшего пепла глаза и гадаешь – неужто именно они казались ярче небесного светила?
Золотистые свечи коровяка – дальние родственницы мальвам из палисадника бабушки Любы, великой мастерицы стряпать пироги из ягод бузины. Они так же торжественны и величавы. Поэтому оседлавший штакетник непоседа-вьюнок рядом с ним кажется шалунишкой. Но его граммофончики, как и калитка старого дома, всегда распахнуты навстречу погожему дню и гостям.
Впрочем, гость из меня никудышный. И родственник тоже. Множество раз собирался приехать, чтобы соскоблить ржавчину с калитки, а после трудов праведных послушать музыку, которую гвардейского окраса шмели исполняют на оранжевых трубах горделивых мальв. Да всё недосуг.
Но обгоревший холм на берегу лесного ручья не позволил сегодня проехать мимо ржавой калитки. В придорожном магазине запасаюсь бутылкой вина и прошу Вольдемара сделать внеплановую остановку.
– Родственников забывать грешно, – с осуждением молвил кормчий, – даже если они – седьмая вода на киселе. И навещать следует почаще, пока калитка и дорожка к ней лопухами не заросли.
Но почему он не произнес эти слова чуток пораньше? За месяц-другой, как Саур-Могила впервые содрогнулась от залпов установок реактивной артиллерии. Глядишь, и удалось бы с бабушкой Любой поднять по чарке красненького. А перед трапезой очистить наконец от ржавой коросты калитку.
Словом, произошло то, о чем предупредил Вольдемар. Я опоздал. И это подтвердила вышедшая на зов соседка, у которой глаза были одного цвета с граммофончиками вьюнка:
– Похоронили бабушку Любу на второй неделе боёв, – сообщила молодайка. Сердце зашлось. – А на ее сороковины снарядом крышу разнесло, кошку, я ее подкармливала, убило. Поэтому вам теперь и наследовать нечего.
– Объясните…
– Объяснять здесь нечего. Бабушка перед самой войной дом отписала вам, ведь других родственников у нее нет. Я завещание заказным письмом отправила, да уведомление не пришло. Наверное, где-то в пути затерялось. Время-то, сами знаете, какое… Где похоронили бабушку? Если хотите, могу показать.
В уютном месте похоронили бабушку Любу. В самом уголке сельского погоста, рядом с кустом бузины, из ягод которой получались вкуснейшие пироги.
Кончилась вольница. Обложили блокпостами со всех сторон. Трижды пытались пробиться к Иловайску, но всякий раз возвращались не солоно хлебавши. Под Кутейниково так завязли, что думали куковать придется до окончания войны.
Грузовики Амвросиевской птицефабрики пропустили, а нам велели прижаться к обочине.
– У вас куры не дохнут, – молвил служивый в тапочках на босу ногу, – поэтому ждите.
– С моря погоды? – спросил Вольдемар.
Однако служивый не удостоил ответом. Повернулся спиной, давая тем самым понять нашу никчемность.
– А что делать? – вздохнул водитель. – Он, по нынешним меркам, царь и бог нашей с тобой малой родины. А мы так, картофельные очистки…
– Ты, похоже, забыл о существовании полевых дорог, – говорю Вольдемару. – Надеюсь, при наличии карты не заплутаем.
Заплутать-то мы не заплутали, а вот с огня да в полымя угодили. На пересечении двух полезащитных полос нас вновь тормознули:
– Куда спешите, старики-разбойники?
– По служебной надобности…
– Так и я здесь вроде не хреном груши околачиваю… Стойте, пока не разрешим ехать. Сейчас по-быстренькому отстреляемся, и гуляйте на все четыре стороны. Можете даже в своей газете написать, как мы сейчас положим полный пакет «Града» вон в ту балочку, где противник скапливается.
Проверявший наши документы автоматчик, конечно, не представился. И так видно, что перед нами еще один вершитель человеческих судеб. А вот к какому войску принадлежит, можно только гадать. Камуфляжка с одного конвейера, автоматы тоже, а занявшая перекресток установка залпового огня вообще без опознавательных знаков.
– Шифруются черти, – цедит сквозь сигаретный дым кормчий. – Чтобы, значит, претензию не предъявили, если промахнутся.
– Ты не мог бы поставить машинёшку так, чтобы я снял «Град» через опущенное стекло?
– Как прикажешь. Только фотоаппарат не высовывай, отберут.
Увы, приготовления оказались напрасными. После первых же пусков ракет перекресток утонул в клубах пыли, которая, пожалуй, не стояла даже на месте битвы Ильи Муромца с Соловьем-разбойником.
Спустя минуту или две из беспроглядного облака высунулся капот установки залпового огня. Поравнявшись с нами, на долю секунды сбросили скорость.
– Какого хрена торчите, старики-разбойники? – крикнул с подножки автоматчик. – Мотайте отсюда побыстрее, пока ответка не прилетела.
– А куда мотать-то? – взвыл Вольдемар. – Куда крестьянину податься?