Я шкурой помню наползавший танк

«ГРУЗ 200» МИМО ПРОЕЗЖАЛ…

Разбитая техника чередуется с сугубо мирными сценками. За сельской околицей – поваленный снарядом тополь, на нем в позе наездницы дама почтенных лет, рядом – двуручная пила и топор. Назвалась Полиной Андреевной.

– Если всего бояться, – говорит женщина, – значит, надо безвылазно сидеть в подвале. А поросятам еду варить, а собачку с кошками кто накормит? Нет, помогать мне не надо… Сейчас муж вернется, он первую партию дровишек домой повез, продолжим заготавливать топливо в зиму. Спасибо военным, тополя снарядами посбивали, осталось только раскряжевать.

На протарахтевший асфальтом танк Полина Андреевна даже не взглянула. Будто это не боевая машина, а возвращающийся с поля трактор. Правда, автобус с торчащими из окон автоматными стволами все-таки удостоился внимания:

– Одним днем люди живут. Скоро дожди пойдут, холода ударят, а они с выбитыми стеклами ездят. Наверное, стрелять мешают. А сколько можно стрелять? Вон, чуть поодаль два «Града» догорают.

Заготовительница древесины малость ошиблась. Поодаль действительно чадили две установки залпового огня. Но потяжелее «Градов». Мы с Вольдемаром на левом фланге хилого войска не стоим, однако выпавшую из обоймы «сигару» едва сдвинули с места.

А говорят, скоро появится еще более жуткий зверь по кличке «Торнадо-С». Кидается реактивными снарядами трехсотого калибра на двести с лишним километров и одним залпом способен вспахать четыре гектара поля брани.

Впрочем, «Грады» тоже меньше всего напоминают детские игрушки. Вот уже который месяц кряду засевают осколками хлебные нивы, обочины дорог второстепенного назначения, городские газоны и погосты.

– По этой дороге, – говорит на прощание Полина Андреевна, – при мне проехало три или четыре грузовика. И на каждом надпись – «Груз 200». Вы не скажете, что это за груз такой?

«БРОДЯГУ» РАССТРЕЛЯЛИ ЗА ОКОЛИЦЕЙ

О караване с грузом «двести» упомянули и жители Новоекатериновки. Но об этом чуть позже, а пока вернусь к брошенным установкам РСЗО. Судя по всему, их накрыли огнем на марше. Часть обслуги уцелела и даже пыталась сбить пламя, о чём свидетельствуют использованные огнетушители. Здесь же распотрошенная аптечка, резиновый жгут и шприцы.

В сотне шагов от установок залпового огня дорогу сторожит совершенно целая самоходка, на борту которой мелом написано «Мины», еще дальше – завалившаяся в кювет БМП и опаленное пламенем камуфлированное тряпье. Точно такими же лохмотьями усеян асфальт под проводами высоковольтной линии электропередачи на окраине Новоекатериновки. Подъехавшие на велосипедах подростки наперебой делятся впечатлениями:

– Сидели в погребе. Второй раз за сегодня. После бомбежки прикатили сюда и увидели горящие грузовики. А на проводах мертвый человек висел.

Досталось и самой Новоекатериновке. Есть убитые, раненые, разрушено несколько домов, церковь, два магазина.

– Слышь, – говорит кормчий, – у них здесь массовая сдача в плен, что ли? На рукавах и на машинах лоскутья белой материи. Давай-ка спросим вон того мужика, который с костыликом…

– Выполняем приказ коменданта, – прояснил ситуацию с белыми тряпицами хроменький мужичок. – Чтобы отличить местных от пришлых чужаков, у которых злой умысел в голове. Один грузовик без белых ленточек, но с полным кузовом нациков пытался въехать в село, так его танк прихлопнул.

ТЕЛЕФОННЫЕ ЗВОНКИ НА ТОТ СВЕТ

В селе информационный голод. Завидев возле одноэтажного клуба машинёшку с табличкой «Пресса» на лобовом стекле, к ней подтягиваются местные. Вдруг удастся узнать что-нибудь новенькое.

Но, как я понял, еще больше местным хочется поделиться информацией собственного разлива. Сколько окон выбито, кто ранен, в чьем погребе прятались отступающие из Иловайского котла солдаты.

– У меня в сарае и хоронились, – сообщает старик со следами бесполезной борьбы с зеленым змием на лице. – Открываю дверь, а на меня несколько пар глаз в упор глядят: «Дедко, – просят, – помоги Христа ради в полон сдаться». Пришлось уважить. Нацепил кусок марли на черенок от лопаты и повел бедолаг к ополченцам. А вы как думаете, за такие дела мне медаль или премия положены?

– Чарка водки тебе, дед, положена, – отвечает молодайка, которую я тайком сфотографировал на фоне сгоревших под клубом броневиков. – Если бабка, конечно, расщедрится.

– От вас, гадюк семибатюшных, разве дождешься чего доброго, – вздыхает старик. – А ты лучше расскажи, как за селом колонна с трупаками проехала, и как убитых на бугре хоронили.

Но так и не назвавшая себя молодайка с велосипедом отмахивается:

– Завтра власть, не приведи Господи, опять поменяется, будет то же самое, что и Кузьме, который нацикам список агитировавших за референдум на блюдечке преподнес. Где он теперь, этот Кузьма, не знаешь, дед?

Услышав про Кузьму, старик тоже пошел на попятную:

– Пожалуй, и я промолчу. Шкура целее будет. А хоронили бедолаг где-то за селом. Говорят, звонки потом из-под земли слыхать было. Наверное, мелко прикопали…

Поиск еще одной могилы мы отложили на следующие дни. Решили дать передышку нервам. Они и так были до предела натянуты дорогой смерти.