А все я виноват. Насел на спутника, как ястреб на куропатку:
– Читатели ждут горячих репортажей с места событий, а мы под кустиками от страха трясемся. Если боишься, что твою изрядно поношенную шкуру попортят осколками, так и скажи. Поищу более храброго кормчего.
– Думаешь, за себя переживаю? Машинёшку жаль, полжизни на нее горбатился… Ладно, командуй, куда рулить, – окаменел скулами Вольдемар.
– Для начала завернем к источнику, когда еще сможем похлебать живой водицы…
– Странные все-таки люди, эти солнцевские, – ворчит кормчий, огибая лужу на перекрестке двух дорог, – я бы осел не среди ровного поля, а у родника. На десять километров отсюда все видать, ути в камышах крякают, скалы разукрашены дикими розами. Вышел из дома по утрянке, сел на попу и поехал с верхотуры в речку… Ну вот, кажется, прибыли.
– Твоим советом – на попе в речную заводь – уже кто-то воспользовался. Вон сколько разбросано вдоль уреза воды камуфляжных курток, брюк и солдатских берцев.
– Мать честная, – восторгается кормчий. – И как я сразу внимание не обратил. Такое впечатление, что здесь целым батальоном стриптиз перед русалками исполняли.
– Куда они, по-твоему, подевались?
– Наверное, у русалок сейчас гостят. Чарку пьют, хозяек омута за титьки тискают. Но скорее, думаю, до мамы, до хаты подались. И кружку, с собой прихватили.
За неимением посуды утоляем жажду из распахнутых ладоней крошечного озерца, в котором скапливается родниковая вода перед тем, как скатиться по гранитным ступеням вниз. Со стороны посмотреть – преклонившие колени перед божеством язычники-скифы.
Но разве не так? Разве источник, нашедшие приют на скалах кусты шиповника и распахнутая навстречу солнцу заречная даль не достойны того, чтобы преклонить перед ними колени?
– Ну да, – говорит в ответ на мои мысли вслух кормчий, которого, как я заметил, приводит в расстройство невозможность попользоваться брошенным на полях сражений добром. – Подстелить бы под колени по курточке… Да башмаками не мешало бы запастись. Кстати, какой у тебя размер подставки?
– Вернемся домой, я тебе целый мешок крепких еще лаптей подгоню. А сейчас есть предложение – заняться прямыми обязанностями.
Берем курс на холмик чубчиком опаленного огнем бора. Такими же обугленными выглядят развалины у развилки дорог и приткнувшаяся к ним боевая машина пехоты.
Под БМП серебристая лужица застывшего металла, а чёрная почва вокруг усыпана снарядами тридцатого калибра – копиями «Мальчика-с-пальчик», которого мы обменяли на шоколад. Только закопчёнными до состояния передержанных в углях продолговатых картофелин.
– Аккумуляторные пластины расплавились, – комментирует Вольдемар серебристую лужицу. – А вон, напротив отсека, пробоина…
Зато танк-тральщик издали выглядел так, как и положено боевой единице, с грозно направленным на непрошеных гостей пулемётом. Но подъехав вплотную, замечаем сбитую фугасом гусеницу и вывалившиеся из брюха железные потроха.
И тут же, в десятке шагов, огороженный по периметру колышками четырехугольник потревоженной земли.
– Похоже, братская могила, – говорит Вольдемар. – Я, когда сигареты в местном магазине покупал, продавщица, говорливая вся из себя тётка, рассказала, что после первого обстрела вояки у местного фермера колесный экскаватор могилу копать одалживали. А после второй бомбардировки слиняли бесповоротно. Меньше всего хотелось бы оказаться в шкуре бедолаг, – продолжает кормчий. – Взгляни на морской контейнер… В нем же дыр больше, чем живого места. А танк возле вон тех кустиков… Такое впечатление, что склеили его из туалетной бумаги…
Закончить комментарий с места разгромленного воинского стойбища моему спутнику не дали. Кустики за подбитым танком вдруг шевельнулись, и оттуда выплеснулся окрик:
– Мордой в землю! Стрелять буду!
– Хрен тебе, а не медовый пряник! – взревел Вольдемар и, лягушкой перепрыгивая через разбросанные снаряды, помчался к оставленной под железным боком танка-тральщика машинёшке.
Я же в первые секунды больше удивился, чем испугался. Только что держал в прицеле фотоаппарата забытые на вкопанном у входа в блиндаж столике банки с солениями, и вдруг они исчезли. Лишь полетели в разные стороны огурцы со стеклами.
К счастью, хлестнувшая по изувеченному контейнеру вторая очередь привела меня в чувство. Она же и придала ускорение, которое получает охотник, когда попой ощущает приближение дикого кабана-подранка.
На последних метрах я почти поравнялся с Вольдемаром и, не дожидаясь, пока тот откроет изнутри дверцу, рыбкой нырнул в салон. Слава богу, боковое стекло оказалось опущенным.
– Хрен тебе, а не медовый пряник, – повторил кормчий, но теперь уже с явным облегчением в голосе после того, как наша машинёшка трусливо втянула в Солнцево хвост пыли. – Раскомандовался он: «Мордой в землю!» Так мы тебя и послушали, мазила хренов…
Я промолчал. Не знал, что ответить человеку, чью шкуру по моей милости могли попортить крупнокалиберные пули и заодно сделать машинёшку похожей на железнодорожный контейнер, в котором дыр больше, чем живого места.