Координаты села в секрете. Опасаюсь оказаться в немилости у ополченцев за самовольное проникновение в зону боевых действий. Правда, дальнейшие мои поступки происходили в соответствии с царящими здесь порядками.
Фотоаппарат с блокнотом я оставил на попечении нашего кормчего, а когда похоронная процессия вышла за сельскую околицу, постарался не задерживать взгляд на окопах и прочих оборонительных сооружениях.
Это были не совсем обычные похороны. Вместо положенного по штату крестоносца, процессию возглавила полноватая гражданка с белым флагом.
– У нас так заведено, – объяснил сельский голова, к которому я приехал по заданию главного редактора. – Вначале наш комендант связывается по мобильнику с коллегой, чье войско стоит по другую сторону окопов. Потом ведутся разговоры по существу. Уточняется время прибытия бригады землекопов, количество людей, которые будут присутствовать на погребении… И требуют, чтобы всё было тихо. Ни вздохов, ни причитаний.
– Неужели костыли в руках этих старух можно принять за винтовку Драгунова? Особенно, если взглянуть на процессию через линзы стереотрубы?
– Да здесь и без оптики всё видать. До позиции супротивной стороны, они чуток правее кладбища, двухсот шагов не наберётся… Но таковы правила. Один из наших попытался права качать, так бабку свою хоронить в тыл повёз. Теперь я знаю, что такое гробовая тишина. Это когда гвозди в крышку гроба заколачиваются с оглядкой, а рыдания глушатся ладонью.
Неуютнее кабинета сельского головы может быть только тамбур железнодорожного вагона. На стенах ни календаря, ни самого дешёвого натюрморта. Лишь пяток дыр с осыпавшимися краями над письменным столом.
– Там прежде висел портрет президента. Так его из автомата… Заодно хотели и меня прислонить к стенке, однако помиловали. Приняли во внимание моё заявление, что служу не президентам, а своим землякам. Да вы присаживайтесь, как говорится…
Кабинеты сельских чиновников и прежде не смогли считать эталоном изысканности. Но никогда еще вместо казенного стула не приходилось довольствоваться табуреткой, которая норовила прищемить деликатное место.
– Прошу извинения, – молвил голова. – Я, как видите, сам на такой сижу.
– А куда?..
– Подевались стулья, кресла, оргтехника? Когда ещё в селе полное безвластие наблюдалось, ввалились четверо с автоматами… Кто такие – одному Господу известно. Ну и приказали всё имущество погрузить в длинномер. Спасибо, письменные столы оставили.
– Расписку хоть дали?
– А как же. Только там всего одна фраза: «Верну вещички после дождика в четверг». И подпись – «Боливар».
Подвёл товарищ по рыбалке. Обещал отличный клёв, а привез на берег степного пруда, по оси которого проходит линия фронта.
– Не дрейфь, – утешил приятель. – Сейчас граждане хорошие посыпят сетки, и мы двинемся к прикормленному месту возле вон той вербы.
– Что за граждане?
– Которые в камуфляже на лодке… Ну, коль стрелять не собираются, рыбу гранатами не глушат, значит, и нам можно занимать места согласно социальному положению. А что ещё остается бесправному смертному, у которого нет ни камуфляжки, ни автомата?
Война скоро закончится. Сужу об этом по игровой площадке на берегу пруда близ трассы Донецк – Новоазовск, чье зеркало многократно отражало шнырявшие в небе гаубичные снаряды. Часть из них разорвались на берегу, где до войны умопомрачительно пахло печёной картошкой и где звучали детские глосса.
Сегодня о пикниках напоминают лишь шрамы кострищ да разбросанные взрывчаткой огнеупорные кирпичи стационарных мангалов. Отсутствуют в обозримом пространстве и рыбаки, отчего осенний пейзаж кажется ущербным.
Однако смельчак всё-таки нашелся. Драчевым напильником удалил с перил детской площадки оставленные осколками заусеницы и раскрасил сооружение в весёленькие цвета.
Жаль, что смельчак забыл оставить автограф. Но то, что он – великий оптимист, вне всякого сомнения. И вдобавок верит в скорое завершение войны. Иначе бы не стал обихаживать игровую площадку на берегу пруда, чье зеркало периодически отражает пролетающие фугасы.
Придорожные обочины – это визитная карточка. По ним можно судить о состоянии дел в том или ином регионе. Нет, в прифронтовой зоне обочины, а заодно придорожные насаждения стараются поддерживать в относительном порядке. Их обкашивают, предварительно убедившись в отсутствии растяжек, удаляют поросль и сухостой. Но чаще эти операции передоверяют огню.
Природа происхождения палов очевидна. Несмотря на драконовские приказы, землепашцы продолжают очищать нивы от пожнивных остатков при помощи спичек.
И уж совсем не действуют запреты на военных. Последние ведут себя так, будто задались целью – превратить прифронтовую зону в безжизненную пустыню. Особенно это хорошо получается в засушливую погоду. Пары-тройки снарядов достаточно, чтобы огонь сожрал всю растительность на площади сотни гектаров.