– Содержание радиограммы зашифровано. Спросите у шифровальщика.
– Запросите еще раз!
Запрашиваем еще раз. Сквозь вой глушилок принимаем часть шифрограммы: подтверждается приказ отступать и сосредоточиться в станице Яблочная.
– Это не может быть провокацией? – проверяет бдительный офицер СМЕРШа.
– Шифры наши…
Мы не знали того, что знало наше командование: не сумев прорвать оборону, которую держали девять воздушно-десантных дивизий, немцы нанесли удар по флангам фронта и вышли к Дону. Мы оказались в мешке.
Командир дивизии Утвенко дал приказ отступать к станице Яблочная. Трудно описать, что переживает при отступлении солдат. Сколько кровавых боев, скольких товарищей мы потеряли – все напрасно!
Мы снова уходим на восток, оставляем землю, людей, которые надеялись, что мы их защитим. В строю невеселые разговоры.
– Отступаем, отступаем… когда это кончится?
– Могли бы гнать немцев до самой границы, а приказывают отступать… Предатели!
– Брось, парень. До границы он мог бы их гнать, дурило!
– Ну, не до границы, а наступать было можно. В последние дни они выдохлись. Это же факт.
– «Выдохлись»! Нам еще воевать и воевать.
– А я говорю – выдохлись! Разве такими они были месяц назад?!
– И то правда. Сколько мы их перемололи, сколько пожгли…
– А сколько наших полегло! Зачем? И какие были ребята!
– Ох, не скули. Без тебя тошно…
Мы не знали, что пока удерживали натиск немцев, пока в задонских степях пылали танки, грохотали пушки, сыпались с неба на землю бомбы и гибли, гибли, гибли люди, – все это время в сторону Сталинграда и Кавказа двигались сотни эшелонов с солдатами, техникой, боеприпасами, организовывались узлы обороны, рылись окопы и противотанковые рвы, строились долговременные укрепления, эвакуировалось за Волгу мирное население Кубани, вывозилось зерно, уводился скот. Наше командование готовилось к генеральным боям.
Потеря кавказской нефти означала бы для нашей страны неминуемое поражение. Голыми руками в такой войне много не навоюешь. Потеря Сталинграда парализовала бы доставку нефти по Волге, лишила бы нашу армию железнодорожных и других сухопутных коммуникаций, а следовательно, маневра. На это и рассчитывай Гитлер, разрабатывая операцию «Кремль». Перед страной и ее народом возникла реальная угроза гибели. Это понимало и наше командование.
Мы устало брели по дороге. Над нами высоко маячила «рама», вызывавшая в нас беспокойство. Потом она исчезла и больше не появлялась. Небо было синее и спокойное. Уже много часов мы брели так по ровной безлюдной степи, пахнувшей полынью и пылью. Солнце палило нещадно. Солдаты выбились из сил.
На пути попадались брошенные вещи и целые склады – первые признаки настоящего отступления. Вещи были выброшены из грузовиков прямо на дорогу, и солдаты равнодушно шагали по новеньким гимнастеркам, кучам сахара и крупы.
Сначала брошенные вещи вызывали во мне благородный гнев. «Трусы, паникеры. Судить их надо!» Но такое стало попадаться все чаще. Среди брошенных на пути вещей я нашел винтовку с оптическим прицелом и подобрал ее. «Не пропадать же добру!» Винтовка была тяжелая, значительно тяжелее моего карабина, и все-таки я не мог не подобрать ее. Солдаты хмуро шагали, изнемогая от жары и усталости. Колонна двигалась неравномерно, то замедляя, то убыстряя шаг, то почему-то останавливаясь. То же происходило с другой колонной, идущей параллельно с нами. Чужая колонна не вызывала в нас никакого интереса. Но вот рядом с нами оказались девушки. Одетые в солдатскую форму, они едва передвигали ноги. Наши мальчишки оживились, стали балагурить.
– Девчонки, давайте познакомимся!
Девушкам было не до знакомства. Но мальчишки не унимались:
– Девчата, идемте с нами! С нами не пропадешь!
– Но и домой не вернешься, – мрачно пошутил кто-то. Девушкам было приятно внимание парней. Кое-кто из них улыбался. Наша колонна прибавила шаг и обогнала девушек. Входили в станицу Савенскую. На окраине станицы стояла саманная хата, около нее – колодец. Измученные жаждой и долгим переходом бойцы бросились к воде. Подставляя свои котелки под ведро, поднятое из колодца, пили, блаженно улыбаясь и крякая от удовольствия. Кто-то, сбросив гимнастерку, пил на голову воду. Кто-то уже расположился в тени от хаты и размачивал сухари, собираясь подкрепиться. А у колодца еще толпились солдаты.
В эту минуту в самой гуще толпы разорвался снаряд. За ним еще и еще. Все мигом смешалось. Кто-то бросился в сторону, кто-то вытаскивал раненых. Кто-то уже лежал на земле бездыханный. Я видел, как Ваня Таран покачнулся, пробежал несколько шагов, упал и подняться уже не мог. Я возвратился к нему, поднял на руки и понес. Куда – сам не знаю. Взрывы прекратились так же внезапно, как начались. Устав, я положил раненого на землю. Он был весь в крови. Притащили еще трех раненых. Звали санитаров, но санитаров не оказалось. Прибежал наш боец Сеня Кросанов, задыхаясь от бега, сказал, указывая куда-то в сторону:
– Там подводы… Две… с имуществом…
Подняли раненых, понесли к подводам, сбросили имущество, раненых положили на подводы.
– В Яблочную. Там медсанбат!