Я смогла изменить судьбу!

Приблизиться к нему я не могла, мой единственный способ увидеть Алана существовал только в те часы, когда я погружалась в сон. Вечером я засыпала, пытаясь отвлечься от несбыточных мечтаний, надеясь, что сложная комбинация нервных импульсов памяти покажет милого мне юношу. И мне, действительно, показывали. Но даже в своих мечтах я не допускала свиданий с ним, объятий или поцелуев. Сны были целомудренными, как и моя первая любовь.

Вот мы вдвоем в помещении, похожем на кухню. Белоснежный кафель, журчит вода. Она бежит из массивного медного крана в стене. Алан стоит рядом, смотрит сначала на прозрачную водную струю, потом на меня: «Розочка моя…» Он протягивает мне белую розу, но сам не двигается с места. Я умиротворена и радостна, знаю, чистая вода, цветок, любимый человек – все это к счастью.

Но в то утро я проснулась от отцовского крика. Обычно сдержанный, папа на этот раз был выведен из себя. Он кричал в телефонную трубку:

– Я же вам сказал, что Ханну за вашего сына не выдам! Я сказал прямым текстом: «Не выдам!» Да причем здесь приданое? Забудьте этот номер телефона!

Я подумала тогда, что этот отказ тоже к счастью. И даже не поинтересовалась, кем был этот кандидат в женихи…

Прошел год. Мой роман в сновидениях развивался неторопливо, как в сказаниях из Торы. Хотя иногда я уже волновалась. Для молодых девушек, влюбленных в бесплотные мечты, время бежит с фатальной скоростью. А я не патриарх из Книги Бытия, которому отмерено 800 лет жизни. Случилось так, что нас снова пригласили на свадьбу. Женился мой двоюродный брат.

Я тщательно готовилась к предстоящему торжеству. Долго выбирала наряд и остановилась на малиновом платье – оно прибавляло мне лет, но также и очарования. Платье будто бы состояло из двух частей, составлявших элегантный костюм. По линии декольте шел темно-рубиновый волан, а юбка была грифельного оттенка.

Увидев в зале Алана, я вздрогнула, словно от удара током – он явился на свадьбу в малиновом галстуке, такого же цвета, как мое платье! Я расценила это как знак и была права – мы встретились глазами, и ни он, ни я уже не смогли отвести взгляд…

Разумеется, Алан был в курсе, кто я такая, чья дочь. Мы смотрели друг на друга, я – смущаясь, он – с вызовом. Никто из нас не пытался подойти или позволить себе какой-то жест. У нас такое поведение не принято. Полувзоры, вздохи, взмахи ресниц, легкие полуулыбки – это максимум того, что можно себе позволить. Родовые обычаи защищают целомудрие девушек куда лучше, чем благоразумие, которое испаряется, стоит только влюбиться.

Мы не могли познакомиться, пообщаться, дотронуться друг до друга. Повторюсь, у нас так не принято! Мы не могли даже поговорить, оказаться рядом в танце. Среди наших национальных танцев просто нет парных! Эх, тоска моя, еврейская лезгинка! Мужчины зажигательно топают, женщины плывут лебедушками. И над всем горит надпись, как в метро: «Не прислоняться!»

В ту же ночь я позвонила в Азербайджан Наре. Так поздно набирать ее номер было неудобно, но я не смогла сдержаться, эмоции переполняли, я бы взорвалась, если бы не поговорила с ней! И все-таки я не решилась рассказать ей о своей любви, лепетала только о том, что побывала на свадьбе, видела того и другого… но Нара – проницательная женщина – меня отлично поняла.

О моей нечаянной любви узнала не только Нара. Счастье, которое светилось в моих глазах, не давало покоя многим.

Пару дней спустя к нам пришла мамина сестра Алиса. И как бы между делом обронила:

– Люди говорят, Аврум собирается к вам ильчи засылать.

Зачем она это сказала?!

Услышав ее, отец почему-то покраснел. Позже я узнала, почему. Папа, конечно, желал мне счастья. Отсылая подальше незадачливых сватов, он понимал, что процесс идет нормально. Но в то же время были и подводные камни. В пятнадцать лет, согласно нашим обычаям, девушке пора быть сосватанной. Папа мог бы заинтересоваться словами Алисы, но считал, что статус нашей семьи ниже, чем у семьи Аврума. Боже, да какой по его мнению нужен статус для невесты Алана? Принадлежать к династии Хасмонеев? Быть потомками царя Соломона?

Наверное, отец сторонился авторитетного в нашей среде Аврума, не желая попадать под его влияние. А может, не считал их взаимоотношения достаточно близкими. Но то, что сделала Алиса, было просто невероятно – нельзя произносить слова, которые она ляпнула. Правда заключалась в том, что не «люди говорят», а она сама придумала то, что было ей выгодно. И похоже, сделала она это преднамеренно.