Я, собачка

Все же отпихнув Марину в сторону, Принц вдруг свесился с кровати, достал из-под нее судно и уткнулся в него лицом. Волосы он затолкал под ворот, после чего изо рта полетела еда, которую Марина еще вчера с такой щедростью укладывала в тарелку, стараясь занять ее полностью. Принц тяжело дышал, пока слезы огибали крылья его носа, и утирал губы основанием ладони. Его глаза застыли, уставившись перед собой. Марина пыталась прочитать их – она умела читать с трех лет, – но они были просто ледяной коркой, в которой отражался белый изгиб лодочки. И никакого зеркала, никакой души, только большие, с монетку размером, черные пятна в самом центре замерзших озер.

– Воды принеси, – прохрипел Принц.

Белые пятки в колготах заскользили по полу, унося Марину подальше от злой комнаты. Она не вернулась даже за чашкой, чтобы не сердить Принца еще больше, а вместо воды принесла почти пустой пакет любимого сока, не зная, как еще задабривать людей. Принц к тому моменту уже запрятал кораблик в темную подкроватную пещеру и теперь вытряхивал из пузырька таблетку взамен той, которая вместе с едой сбежала от него. По фарфоровому лбу текли мелкие капли, а тонкий нос зарумянился. Марина плотиной сдерживала накатывающие рыдания, сминая несчастную опустошенную коробку. Принц медленно вскипал, борясь с неслушающейся белой крышкой, пока та наконец не чпокнула. Закинув в себя еще одну таблетку, он приложился к чашке, сжимая дрожащими пальцами ее бока, тоже покрытые мелкими каплями.

Но плотина вновь прорвалась, а Маринино тело против ее воли заходило ходуном. Ей хотелось нырнуть в объятья – пускай даже Принц продолжит забрасывать ее ругательствами-мячиками. Так она, может, выиграет у времени горсть минут и, порывшись, вытянет из самой глубины себя ответ. Или его раскопает Принц, а после бросит брезгливо в ноги, как банальную очевидность, до которой додумается любой заяц.

– Все нытье твое. – Он грохнул кружкой об стол, а рядом бросил закупоренный непослушный пузырек. Тот, прокатившись, врезался в стену и пополз к краю, явно намереваясь удрать. Марину не удивляло, как сильно вещи вокруг Принца стараются от него спастись. Она бы и сама сбежала, но ноги – недоваренные макаронины – едва ее держали.

– Мне страшно, – сказала Марина, трогая пальцами губы, будто пыталась помочь им говорить. Но те упорно повторяли одно и то же: – Мне страшно. Мне страшно.

– Тебя заклинило? – прорычал он, шмыгнув носом. Маленький взрослый, старше Марины почти еще на одну Марину – только, может, без головы.

– А вдруг ты обманул? – в который раз завыла Марина в лодочку из ладоней, стараясь хоть как-то снизить собственную громкость.

– Так ты можешь это проверить.

Принц отчеканил это уверенно, с ловкостью давно выросшего человека выключив Маринины слезы. Чтобы лучше его слышать, Марина убрала от ушей – круглых, как две баранки, если верить папе, – завитки волос, понуро опустившиеся волнистыми сосульками.

– А как? – глухо спросила она, нервно дергая будто смазанные маслом локоны.

– Все тебе объяснять надо.

Обратившись вдруг бродячим музыкантом, Принц дергал струны Марининого любопытства, но не спешил продолжать. Резко опустив голову, он скрылся за волосами, а ладони с растопыренными пальцами прижал к острым коленям, выступающим под одеялом. Когда Принц с силой вдавил ноги в матрас, из его рта мелким песком посыпались шелестящие змеиные звуки. Он явно тревожил струны нечаянно, или это сама взволнованная Марина звенела в ожидании.

Следом за змеями из его рта поползли ругательства. Они не оплетали Марину – они вообще ее не касались, лишь огибали ступни и спешно покидали комнату. Руки на коленях сжались в кулаки с горами костяшек, покрытыми белыми снежными шапками. Принц несколько раз ударил, будто налаживая ноги.

– В общем, слушай, – заговорил он, все еще вплетая во фразы змеиный язык. – Тебе нужны мусора. Менты. – Его речь была рубленой, как гуляш. – Подойдешь, скажешь, кто, откуда. Где живешь. Что случилось. Твое дело – привести их сюда. И показать меня. Всё.

– А дальше?

Марина заметила какую-то закономерность: вот уже Принц закатил глаза, как делала Бабочка, наверняка желая видеть перед собой цельную заготовку человека, полную до краев чужим городом. Но Марина предпочитала хранить внутри дом, такая улитка наоборот, неспособная спрятаться.

– Если Ангелина и правда не виновата, то ей ничего не будет. Да, она на тебя обидится. Но ты ребенок. А дети тупые. – Марина не видела лица Принца за блестящими занавесями волос, но представила, как он усмехается, выпуская из разлома губы алую каплю. – В любом случае, если все будет хорошо, то тебя заберет мама. А тогда уже какая разница, что о тебе подумает Ангелина?

Звучало понятно. Как дорожка от дома до продуктового магазина. И все равно Марине ужасно не хотелось огорчать добрую Бабочку. Поэтому, пока высыхали слезы, стягивая щеки, она тихонько включила внутреннее радио, проигрывая еще не нужные извинения и собирая наиболее удачные слова. Ведь когда тебя прилюдно называют врушкой, одного «прости» не хватит.