Читаем «Я собираю мгновения». Актёр Геннадий Бортников полностью

Город, район, твой двор – все участвует в воспитании, остается с тобой навсегда. Те места в Москве, где я жил в детстве – на Площади Коммуны – все это были памятные места Достоевского. И даже мой маршрут в школу ежедневно проходил мимо квартиры-музея Достоевского, расположенного на улице Божедомка, переименованной позже в улицу Достоевского. Все вокруг было неухоженным. Школьником, мальчишкой я подолгу бродил по этим дворам, закоулкам, олицетворяющим для меня его таинственный мир. И сам памятник Достоевскому во дворе Мариинской больницы казался мне мрачным и страшным. Случайно ли, что уже в двенадцать – четырнадцать лет я по своей инициативе взял в руки книги Достоевского и стал его читать. Ретроспективно оглядываясь назад, я понимаю, что тот арсенал ролей Достоевского, который я сыграл, был предначертан мне Богом. Но осознание мира Достоевского родилось не сразу.

Мне довелось сыграть пять ролей по Достоевскому, в общем, это редкий случай. Я чуть ли ни лидер по ролям в произведениях Федора Михайловича. Одна статья в «Московском комсомольце» так была и озаглавлена: «Линия Достоевского – линия его судьбы». В 1968 году на телевидении режиссером Б. Голубовским был снят телевизионный спектакль по повести Достоевского «Слабое сердце». Герой, которого я играл – странный человечек, застенчивый, скромный, можно сказать, «из гоголевской шинели». В театре Моссовета в спектакле «Дядюшкин сон» я выходил в роли бедного учителя Васи. Далее, Раскольников – грандиозная работа Завадского, его «лебединая песня», в этом спектакле была занята вся наша труппа.

В работе над «Петербургскими сновидениями» Юрий Александрович отказался брать старую инсценировку, он хотел, чтобы все создавалось по ходу спектакля, вытекало из современного состояния актера и зрителя. Он даже придумал необычный жанр спектакля – «трагипророческий балаган». Когда это дошло до Е. А. Фурцевой, тогдашнего министра культуры, она тут же послала кого-то в театр проверить, что там творит этот великий старец: «Нам только балагана не хватает в Театре имени Моссовета».

Наконец, выстраданный им по-своему, Достоевский был представлен зрителю. После первых спектаклей я возненавидел Достоевского. Скорее не Достоевского, а мое столкновение с ним. Я сочувствую себе: я, современный человек, должен погружаться в мир Достоевского, вызывающий во мне яростный протест. Что происходит на сцене, почему я должен мучиться? Я не хотел в следующий раз выходить на сцену. Однако от Достоевского не уйдешь, несмотря на все мучения – за ним невозможно не идти: слишком он глубокий. Самыми удачными для меня были те спектакли, когда я решительно, непреодолимо не хотел играть.

Помню, как после премьеры «Петербургских сновидений» Завадский представил меня режиссеру театра им. Маяковского Андрею Гончарову. И вдруг Гончаров, грузный мужчина, рухнул передо мной на колени. Завадский был в недоумении. А Гончаров говорит: «Такой подвиг мальчишка сотворил, четыре часа держал в напряжении зрительный зал!» На что Завадский ему абсолютно спокойно ответил: «Ты не волнуйся. Пусть лучше он будет четыре часа у меня на сцене, чем с друзьями в ресторане жизнь прожигать». Свой знаменитый спектакль «Петербургские сновидения» Завадский посвятил своему учителю Евгению Вахтангову.

Сталкиваясь в работе с Достоевским, я знал по опыту: людей подчас не только мрачность отталкивает, но и объем его произведений. Когда режиссер берет «Братьев Карамазовых» и видит, что там – свыше тысячи страниц, он сразу, конечно, ставить не рискнет. Но начинаешь читать уже не просто как человек, обязанный прочесть, а как актер – исполнитель конкретной роли – и происходит замечательная вещь: ощущаешь себя в соавторстве, постепенно чувствуешь ритм!

Сам Достоевский в письмах говорил примерно так: меня заставляли очень быстро писать, зарабатывать деньги. Сначала я злился на это, а потом понял, что обрел художнический ритм. Завадский в работе над Достоевским даже шутил: «что вы мне тут разводите психологию! Легче! Проще! Веселее!» Это не следовало понимать буквально: он имел в виду внутренний ритм прозы.

В «Братьях Карамазовых» я сыграл две роли: Смердякова и Черта.

Перейти на страницу:

Похожие книги

100 мифов о Берии. От славы к проклятиям, 1941-1953 гг.
100 мифов о Берии. От славы к проклятиям, 1941-1953 гг.

Само имя — БЕРИЯ — до сих пор воспринимается в общественном сознании России как особый символ-синоним жестокого, кровавого монстра, только и способного что на самые злодейские преступления. Все убеждены в том, что это был только кровавый палач и злобный интриган, нанесший колоссальный ущерб СССР. Но так ли это? Насколько обоснованна такая, фактически монопольно господствующая в общественном сознании точка зрения? Как сложился столь негативный образ человека, который всю свою сознательную жизнь посвятил созданию и укреплению СССР, результатами деятельности которого Россия пользуется до сих пор?Ответы на эти и многие другие вопросы, связанные с жизнью и деятельностью Лаврентия Павловича Берии, читатели найдут в состоящем из двух книг новом проекте известного историка Арсена Мартиросяна — «100 мифов о Берии»Первая книга проекта «Вдохновитель репрессий или талантливый организатор? 1917–1941 гг.» была посвящена довоенному периоду. Настоящая книга является второй в упомянутом проекте и охватывает период жизни и деятельности Л.П, Берия с 22.06.1941 г. по 26.06.1953 г.

Арсен Беникович Мартиросян

Биографии и Мемуары / Политика / Образование и наука / Документальное
Третий звонок
Третий звонок

В этой книге Михаил Козаков рассказывает о крутом повороте судьбы – своем переезде в Тель-Авив, о работе и жизни там, о возвращении в Россию…Израиль подарил незабываемый творческий опыт – играть на сцене и ставить спектакли на иврите. Там же актер преподавал в театральной студии Нисона Натива, создал «Русскую антрепризу Михаила Козакова» и, конечно, вел дневники.«Работа – это лекарство от всех бед. Я отдыхать не очень умею, не знаю, как это делается, но я сам выбрал себе такой путь». Когда он вернулся на родину, сбылись мечты сыграть шекспировских Шейлока и Лира, снять новые телефильмы, поставить театральные и музыкально-поэтические спектакли.Книга «Третий звонок» не подведение итогов: «После третьего звонка для меня начинается момент истины: я выхожу на сцену…»В 2011 году Михаила Козакова не стало. Но его размышления и воспоминания всегда будут жить на страницах автобиографической книги.

Карина Саркисьянц , Михаил Михайлович Козаков

Биографии и Мемуары / Театр / Психология / Образование и наука / Документальное
Отмытый роман Пастернака: «Доктор Живаго» между КГБ и ЦРУ
Отмытый роман Пастернака: «Доктор Живаго» между КГБ и ЦРУ

Пожалуй, это последняя литературная тайна ХХ века, вокруг которой существует заговор молчания. Всем известно, что главная книга Бориса Пастернака была запрещена на родине автора, и писателю пришлось отдать рукопись западным издателям. Выход «Доктора Живаго» по-итальянски, а затем по-французски, по-немецки, по-английски был резко неприятен советскому агитпропу, но еще не трагичен. Главные силы ЦК, КГБ и Союза писателей были брошены на предотвращение русского издания. Американская разведка (ЦРУ) решила напечатать книгу на Западе за свой счет. Эта операция долго и тщательно готовилась и была проведена в глубочайшей тайне. Даже через пятьдесят лет, прошедших с тех пор, большинство участников операции не знают всей картины в ее полноте. Историк холодной войны журналист Иван Толстой посвятил раскрытию этого детективного сюжета двадцать лет...

Иван Никитич Толстой , Иван Толстой

Биографии и Мемуары / Публицистика / Документальное