Город, район, твой двор – все участвует в воспитании, остается с тобой навсегда. Те места в Москве, где я жил в детстве – на Площади Коммуны – все это были памятные места Достоевского. И даже мой маршрут в школу ежедневно проходил мимо квартиры-музея Достоевского, расположенного на улице Божедомка, переименованной позже в улицу Достоевского. Все вокруг было неухоженным. Школьником, мальчишкой я подолгу бродил по этим дворам, закоулкам, олицетворяющим для меня его таинственный мир. И сам памятник Достоевскому во дворе Мариинской больницы казался мне мрачным и страшным. Случайно ли, что уже в двенадцать – четырнадцать лет я по своей инициативе взял в руки книги Достоевского и стал его читать. Ретроспективно оглядываясь назад, я понимаю, что тот арсенал ролей Достоевского, который я сыграл, был предначертан мне Богом. Но осознание мира Достоевского родилось не сразу.
Мне довелось сыграть пять ролей по Достоевскому, в общем, это редкий случай. Я чуть ли ни лидер по ролям в произведениях Федора Михайловича. Одна статья в «Московском комсомольце» так была и озаглавлена: «Линия Достоевского – линия его судьбы». В 1968 году на телевидении режиссером Б. Голубовским был снят телевизионный спектакль по повести Достоевского «Слабое сердце». Герой, которого я играл – странный человечек, застенчивый, скромный, можно сказать, «из гоголевской шинели». В театре Моссовета в спектакле «Дядюшкин сон» я выходил в роли бедного учителя Васи. Далее, Раскольников – грандиозная работа Завадского, его «лебединая песня», в этом спектакле была занята вся наша труппа.
В работе над «Петербургскими сновидениями» Юрий Александрович отказался брать старую инсценировку, он хотел, чтобы все создавалось по ходу спектакля, вытекало из современного состояния актера и зрителя. Он даже придумал необычный жанр спектакля – «трагипророческий балаган». Когда это дошло до Е. А. Фурцевой, тогдашнего министра культуры, она тут же послала кого-то в театр проверить, что там творит этот великий старец: «Нам только балагана не хватает в Театре имени Моссовета».
Наконец, выстраданный им по-своему, Достоевский был представлен зрителю. После первых спектаклей я возненавидел Достоевского. Скорее не Достоевского, а мое столкновение с ним. Я сочувствую себе: я, современный человек, должен погружаться в мир Достоевского, вызывающий во мне яростный протест. Что происходит на сцене, почему я должен мучиться? Я не хотел в следующий раз выходить на сцену. Однако от Достоевского не уйдешь, несмотря на все мучения – за ним невозможно не идти: слишком он глубокий. Самыми удачными для меня были те спектакли, когда я решительно, непреодолимо не хотел играть.
Помню, как после премьеры «Петербургских сновидений» Завадский представил меня режиссеру театра им. Маяковского Андрею Гончарову. И вдруг Гончаров, грузный мужчина, рухнул передо мной на колени. Завадский был в недоумении. А Гончаров говорит: «Такой подвиг мальчишка сотворил, четыре часа держал в напряжении зрительный зал!» На что Завадский ему абсолютно спокойно ответил: «Ты не волнуйся. Пусть лучше он будет четыре часа у меня на сцене, чем с друзьями в ресторане жизнь прожигать». Свой знаменитый спектакль «Петербургские сновидения» Завадский посвятил своему учителю Евгению Вахтангову.
Сталкиваясь в работе с Достоевским, я знал по опыту: людей подчас не только мрачность отталкивает, но и объем его произведений. Когда режиссер берет «Братьев Карамазовых» и видит, что там – свыше тысячи страниц, он сразу, конечно, ставить не рискнет. Но начинаешь читать уже не просто как человек, обязанный прочесть, а как актер – исполнитель конкретной роли – и происходит замечательная вещь: ощущаешь себя в соавторстве, постепенно чувствуешь ритм!
Сам Достоевский в письмах говорил примерно так: меня заставляли очень быстро писать, зарабатывать деньги. Сначала я злился на это, а потом понял, что обрел художнический ритм. Завадский в работе над Достоевским даже шутил: «что вы мне тут разводите психологию! Легче! Проще! Веселее!» Это не следовало понимать буквально: он имел в виду внутренний ритм прозы.
В «Братьях Карамазовых» я сыграл две роли: Смердякова и Черта.