Я спасу тебя от бури

Мама разговаривала со мной о том, что… знаешь, о том, что случилось. Она пыталась заставить меня рассказать кому-то – кому угодно – обо все этом. Она сказала, что не нужно хранить это в себе, а нужно двигаться дальше и просто говорить, что я чувствую и о чем я думаю. Она спросила, не хочу ли поговорить об этом с хорошим врачом. Сказала, что мы можем найти такого врача, а я ответила, что мое тело больше не болит, хотя сердцу по-прежнему больно, и я не думаю, что какой-то врач может помочь моему сердцу. Тогда она стала плакать и долго не останавливалась. Но я не хотела делать ей больно, поэтому сказала, что мне очень жаль, и она обняла меня. Потом я спросила, можно ли поговорить об этом с ней, и она сказала: «Да, конечно». Поэтому я задала вопросы, которые хотела задать. Мы говорили очень долго. Когда я перестала задавать вопросы, а мама перестала отвечать на них, она сказала, что мне не нужно стыдиться и чувствовать себя виноватой. Я не знала, что это значит, и она объяснила: то, что заставляет меня отворачиваться, когда люди смотрят на меня, – это нежелание видеть, что я вижу, когда смотрю на себя. А я сказала, что действительно чувствую себя виноватой. Так вышло потому, что я таилась от нее. Не говорила ей о мороженом и мармеладных мишках. Сказала, что, наверное, я это заслужила. Тогда она еще немного поплакала и сказала, что в мире нет ничего, что произошло бы по моей вине или потому, что я это заслужила. А когда мы закончили разговаривать, она долго расчесывала мои волосы, а я очень люблю это. И пока она расчесывала мои волосы, я сказала, что мне не нужно беседовать с врачом, потому что та часть моего сердца, которая раньше так сильна болела, уже почти не болит. Еще я сказала, что, наверное, когда мы немного больше поговорим об этом, то остальная боль просто улетит куда-то. Тогда она еще немного поплакала и сказала, что мы можем говорить об этом в любой день, когда мне захочется.

Послушай, мама уже дома. Мне нужно идти. У нее было свидание с Ковбоем, и она вся раскраснелась. С ней такое бывает, когда она ест шоколад или пьет вино. Или устрицы, но она почти не ест их, потому что от них у нее начинаются газы.

И еще одно, Бог. Я знаю, что прошу о многом, но, пожалуйста, держи Билли где-нибудь подальше и не позволяй ему найти нас. Потому что я знаю: он по-прежнему нас ищет. И мы знаем, почему это так. Интересно. Если мы знаем об этом, а Ковбой не знает, значит ли это, что мы лжем?

Полагаю, я знаю ответ на этот вопрос.

Глава 35