Я справлюсь один

Дождь. Раскисшая красная земля. Могилу заслоняет ссутуленная спина Петрова.

«Ты хочешь, чтобы он… вот так же стоял на твоих похоронах?»

Огонь. Колесо мотоцикла, мелькающие руки… Крик. Затухает в ушах, тонет в гулкой тишине.

«Я никому ничего не должен. Это моя жизнь. Я справлюсь».

«Я справлюсь один».

«Не один. Огонь… Ты со мной?»

Илья поднял руки к груди, скрючив пальцы, будто удерживал перед собой раскалённый шар. Между ладонями билось пламя, но жара он не ощущал. Скорее, наоборот: кисти рук словно сковало льдом, так, что пальцы не разогнуть.

«Забирай…»

Он медленно выдохнул, и из горла вместе с воздухом полилось голубое пламя, питая шар между ладонями.

«Всё забирай. Только отстань уже… Дай покоя. Покой. Дай умереть спокойно».

Руки резко опустились, словно с силой вбивая огненный шар в землю.

11. Всплытие

«Ненавижу запах бинтов…»

«Ненавижу запах хлорки».

«Мерзость».

Только что ничего не было – и вот мир вернулся с такими неприятными ощущениями. От едкого запаха свежей стерильной марли хочется чихнуть. Глаза почему-то болят. Да и вообще – во всём теле какое-то странное ощущение…

Илья открыл глаза и сощурился от света, показавшегося неприятно ярким, просто режущим. Моргнул – и понял, что на самом деле в комнате полумрак.

В комнате?

«Где я?»

Последним, что он помнил, были запахи перепревшей листвы, травы и хвои, боль за рёбрами и невозможность вдохнуть полной грудью. А ещё – чувство обречённости и непонятной потери.

Последнее, что он помнил…

Последнее, что он делал. Это должно было быть и в самом деле последним, что он сделал.

Илья помнил, что готовился умереть. Значит, всё-таки не умер.

«Хоть я и живу среди мистики, да и сам-то уже – ходячая мистика, но в загробную жизнь поверить так и не смог…»

«Тогда – где я всё-таки?»

Над головой – белёный потолок в сетке тонких трещин. Ровный. Значит, не деревенская изба. Больница? Это самое вероятное. Но как он тут оказался? Кто его сюда привёз?

Оглядеться бы… Но повернуть голову не удалось. Затылок будто приклеился к подушке.

Грудь затопило горячей волной. Илья вспомнил свой полубред-полукошмар в тисках боли.

«Белый потолок – твоя вечность. Белый потолок – весь твой мир»

«Ну уж нет!»

Собрав все силы, всю злость и всё упрямство, страхоборец дёрнул головой – и едва не потерял сознание, но не от боли, а от перенапряжения. Будто не голову повернул, а «Ниву» поднял за бампер.

Но голова-то повернулась! И Илья с облегчением увидел что-то ещё, кроме потолка. И с горьким вздохом узнал палату, в которой лежал Винский. Или точно такую же, в той же больнице.

Окно было точно так же приоткрыто, и с улицы так же доносились детский смех и запах свежескошенной травы.

«А я не умер…»

«Каким-то чудом».

«Почему?.. Почему такое чувство, что лучше бы…»

Щёку щекочет муха. Нет, не муха. Это что – слеза?

«Я всё сделал неправильно. Я всё испортил. Я не справился…»

«Зачем!..»

Илья рванулся…

Темнота.

«Опять не умер».

Темно. И с закрытыми глазами, и с открытыми. Тёплый ветер колышет занавеску на окне, пахнет ночными фиалками. Ночь. Которая по счёту?..

«Выпустите меня!..»

Рванулся. Темнота.

Утро. Зелёный свет. Солнце. Запах огурцов и цветущей сурепки.

Лето. Яркое лето.

«Не для меня».

– Зачем ты так?.. – чей-то голос. Мерещится? Знакомый. Почти родной.

«Аня?.. Нет, конечно. Забудь. Аня – её больше нет. Нет».

– Тебя же просили – не лезь… А если бы Ира тебя не увидела? А если бы мы не успели?..

«Кто здесь? Плачет… Плачет обо мне? Не надо. Я ведь не умер… Нет, плачьте. Я ведь не умер. Всё верно. Плачьте».

«Кто здесь? Покажитесь…»

Рванулся – повернуть голову, посмотреть…

Темнота.

Оранжевый свет. Пахнет лесной клубникой. Не ягодами, а листьями. Вкусно. Чаю бы сейчас…

Илья с трудом сглатывает. Тут же рядом появляется тёмный силуэт, заслоняющий окно. К губам прикасается что-то прохладное, мокрое…

Ложка. Чай. Холодный чай. С листьями клубники.

«Спасибо… А кто это? Я так и не разглядел…»

День. Ночь. День. Ночь. Утро.

Наконец голова поворачивается набок, двигаясь медленно, как стрела башенного крана.

Вот кто рядом… Илья узнаёт и не узнаёт. Лицо бледное, нечёткое, как карандашный эскиз. Глаза в тёмных провалах, взгляд колючий и горький. Так выглядит…

Целитель, отдавший всю силу. Не только подаренную стихией, но и свою собственную.

– Простите… – шепчет Илья, понимая, что даже губами пошевелить не в состоянии, не то что произнести хоть звук. И понимает, что Юлия всё-таки слышит его. Карандашный набросок лица расплывается, будто забытый на скамейке под дождём.

– Как нашли?.. Ваша Ирина – ясновидящая, как мне объяснили. Она увидела тебя и поняла, что ты… вытворяешь. Подняла всех на уши. Место она не смогла точно определить. Тут уж Слава помог – догадался, что ты пошёл героически запечатывать тот разрыв. Ну а дальше… Павел – Стэн – я. И какой-то полицейский из райцентра, который первые два дня тут, под дверью палаты, вообще почти безвылазно сидел.

– Два… дня? – глазами спросил Илья.