Я ставлю на любовь

Солнце за окном клонилось к закату, удлиняя косые лучи. Чувство нереальности происходящего накатывало интервальными волнами то ли от последствий введения сыворотки правды, то ли от его непосредственной близости.

— У тебя жар. Ты сильно простудилась.

— На что ты рассчитывал, когда подвешивал меня в своем сарае? Кстати… сам или кто помог? Психопат с пистолетом или “однажды укушенный”?

Влад задумчиво следил за тенью колеблющейся ветки в пятне солнечного света на обоях.

— Настя, твои претензии вообще не в дугу. Я еще мягко обошелся с той, кто убила уже трех моих людей.

— Твои понятия о мягкости меня умиляют.

— Ты лукавишь. Заметь, ты в теплой постели, в моем доме, а не в сыром холодном подвале на цепи. Тебя пичкают лекарствами, чтобы по иронии судьбы не прикончила пневмония. Я не загоняю тебе иголки под ногти и не насилую в полубессознательном состоянии.

— Иголки под ногти — вчерашний день, Лидер. Долго и нудно. Как и то, что ты решил, будто меня можно напугать членом.

Влад оторвался от созерцания обоев и слегка подался вперед, сцепив пальцы в замок под подбородком. Блики застывшего янтаря в его глазах больше не казались Насте прежними. Если раньше они согревали солнечным теплом, то сейчас она не ощутила ни капли ментального поглаживания. Холодный цитрин с вкраплениями замерзшего обсидиана прошелся по ее лицу царапающим равнодушным взглядом, и девушку даже под теплым одеялом сковало очередным приступом усилившегося озноба.

— Ты бы предпочла иголки изнасилованию. Верно, Черный Ангел? Сколько их было? Ты так и не смогла дать вразумительного ответа на этот вопрос. Думаю, ты пыталась дать отпор, и не раз, но у тебя не хватало сил. Их было больше. И они были гораздо сильнее. Несовершеннолетняя девчонка с телом женщины в лагере, где готовили хладнокровных убийц и не признавали сантиментов. И каждый ждал, когда ты сломаешься. И однажды это почти случилось. Еще бы чуть-чуть, и твой рассудок съехал бы с колес окончательно. Но вас учили выживать любой ценой. Ты считала, что пошла простым путем, когда предложила себя главному координатору, чтобы тебя оставили в покое. И это оказалось правильной тактикой. Ты с легкостью переняла ее и продолжаешь использовать. А теперь попробуй снова сказать мне, что не боишься повторения того самого насилия.

Волна озноба стремительно пронеслась по ее оцепеневшему телу, сменившись противным жаром. Желание натянуть одеяло на голову, спрятаться, подобно маленькой девочке, в его спасительной темноте становилось непреодолимым, саднящие голосовые связки сковало оковами слабого спазма. Мир сдвинулся со своей орбиты. Настя с трудом удержала глаза раскрытыми, борясь с желанием зажмуриться, сделала судорожный вздох, понимая, что ей стало трудно дышать.

Влад внимательно наблюдал за ней. На миг ей показалось, что сейчас самая утонченная из всех моральных пыток закончится, он сядет рядом на кровать и уничтожит зачатки панического ужаса одним касанием руки… так, как это было раньше. Долгих девять лет назад. Но нет, новая оглушающая реальность была равнодушной и безжалостной. Он продолжал задумчиво наблюдать за ней. Без злорадства, но и без излишнего сопереживания, с любопытством психолога-экспериментатора, снимающего показания с датчиков, в которых бился его подопытный экспонат. “Не осмелится. Просто пугает”, - сказала себе Настя, каким-то чудом удерживая его взгляд. Внутренний голос сегодня был недостаточно красноречив: “А удар в лицо?” — охотно напомнил перед тем, как утихнуть, давая знать, что диалога не будет. Девушка поняла, что ее сбивчивое учащенное дыхание не укрылось от Лидера.

Время все расставило по своим местам, оторвав их друг от друга, разметав по окраинам их персональной необъятной галактики без права вернуть то, что было раньше. Этому спиральному скоплению ярких горячих звезд было абсолютно все равно: она давно погасла, остановилась, замерла на пороге большого взрыва, обреченно наблюдая за неистовством космических вихрей, которые не знали жалости, сокрушая, отдаляя друг от друга ярчайшую звезду и цветущую планету. Миллиарды парсек. Триллионы световых лет. Никакой возможности найти друг друга в колыбели гаснущих и вновь зарождающихся звезд — не потому, что не различить в таком скоплении холодных искр. Канут в Лету целые эпохи, прежде чем призрачный свет долетит из одной точки галактики в другую. Возможно, их уже не будет к тому времени в живых. Солнце взорвется, застынет столпом космической пыли в холодном вакууме, а одинокая планета под иным светилом расколется, слетев с орбиты, принимая смерть как избавление от лучей звезды, уничтожающей все живое мощью своего излучения.