Я, Тамара Карсавина. Жизнь и судьба звезды русского балета

А вот эта фотография сделана в 1913-м в Буэнос-Айресе, во время нашего турне по Южной Америке, сразу после бракосочетания Нижинского. Я уселась на скамейку, только закончив выступление в спектакле, немножко смущенная, в сценическом платье из «Карнавала», придуманном Бакстом (белоснежное, с гирляндами оборок, круглых как вишни; декольте по моему желанию сделано пошире – оно обнажает плечи). Вокруг стоят четверо мужчин: два знаменитых аргентинских писателя – Альберто и Оливерио Хирондо, поэт и революционер Эвар Мендез. Василий – второй слева, в объектив он не смотрит. Накануне мы с ним поссорились: слишком много мужчин увивалось за мной, и среди них – Адольф Больм, мой партнер.

Следующая фотография почти жжет мне пальцы. На обороте я из трусости надписала «1912», но на самом деле, и сегодня я могу признаться в этом, снята она в 1914-м. Мы с Василием возвращаемся из турне. Нас приехали встречать прямо к поезду – и вот мы готовимся сесть в фиакр, который довезет нас домой. Василий, неподражаемо шикарный в пальто с каракулевым воротником и в такой же шапке, возвышается над толпой – такого он высокого роста. На лице нет улыбки. Я – бледная, расстроенная. Я люблю Василия, но влюблена в другого. Я только что познакомилась с Генри. Любить, влюбиться – два глагола, которые я научилась различать. Уже ходят разные сплетни. Достигли ли они его ушей?

Василий, старше меня на пять лет, был внебрачным сыном государственного советника, высокопоставленной персоны в русской знати. И о моем муже говорили неправду – нет, он не был простым банковским служащим. Когда я с ним познакомилась, он занимал должность председателя правления банка «Волга-Кама» и был кем угодно, только не нудным типом.

Вот как произошло наше знакомство.

Как-то раз они с другом просматривали репертуар Мариинского театра, и, случайно увидев мою фотографию и привлеченный моей внешностью, Василий сказал почти в рифму: «Карсавина – красавица».

– А хочешь посмотреть, как она танцует? – спросил его друг. – Тогда – нынче же вечером в Мариинский. Она там будет в «Пробуждении Флоры».

Василий прекрасно разбирался в музыке и столь же превосходно играл на скрипке, однако балет не был ему близок. Ему понравилось мое выступление, и он пожелал увидеть меня и в других ролях. Так он и стал похаживать в Мариинский – сперва в обществе того самого друга, а потом и один. Каждый раз он дожидался меня у выхода, и мы перебрасывались парой слов. Его высокий рост, аристократическая манера держаться, проникновенный низкий голос, точность его суждений о только что виденном балете – все меня в нем обольщало. Он видел меня еще и в «Дочери фараона», «Жавотте», «Фиаметте»… Одна только мысль, пусть даже беглая, что после спектакля я вновь увижу его, удесятеряла мои силы, и я танцевала все лучше и лучше.

Однажды, дождавшись меня с букетом цветов, князь Мухин (именно так он мне представился) опустился на колени и приложился губами к моим пальцам. Я приготовилась сесть в фиакр, предоставленный в мое распоряжение театральной администрацией, и ехать домой. Вокруг шумела толпа моих поклонников, они все это видели. Я и сама не знаю, что тогда на меня нашло. Бравируя полным пренебрежением к возможным последующим кривотолкам, я взглядом пригласила Василия сесть рядом, и тут же приказала кучеру трогаться, оставив за собою злые пересуды.

Сидя рядом, мы разговаривали о музыке, живописи, литературе… Ум и культура – вот качества, которые я больше всего ценю в любом человеке. Когда мы оказались уже у моих дверей, он как будто с сожалением вышел из фиакра. Я удержала его, предложив на следующий день быть моим компаньоном в прогулке по городу.

И во время этой прогулки он без обиняков заявил мне: «Станьте моей женой!» А мой ответ был столь же прямым и откровенным: «Надеюсь, вы не шутите? И если так – почему бы нет?»

Куда делась моя репутация юной осторожной недотроги!

В финансовом смысле я была независимой – я хорошо зарабатывала. Мне не было никакой необходимости подыскивать себе «выгодную партию». Когда я спрашивала благословения у родителей, мое решение уже было принято: я выйду замуж за Василия Мухина. Они ничего не имели против – и вот в часовне при Балетной школе 1 июля 1907 года мы заключили брак.

Последовавшие годы мы прожили в полной гармонии. Нас очень сближали воспитание, общие вкусы, и я была признательна Василию за его понимание моего нежелания иметь детей – они могли бы повредить моей карьере. Фигура для балерины – такой же рабочий инструмент, как для пианиста – руки, а для певца – голос. Дородности, телесной рыхлости или любого другого отклонения от нормы необходимо всячески избегать, и большинство балерин не имеют детей. У Кшесинской был сын, как и у четы Фокиных. Павлова, Спесивцева, Маркова так и не стали матерями, как и Марго Фонтейн. Наша преподавательница танца в годы моего детства доходила до того, что призывала нас к безбрачию.